Частичка тебя. Мое счастье

– Я навещала Ника, – Вика встряхивает волосами, и кажется, от этого движения гребаные солнечные зайчики разлетаются, – он сказал, что ты тоже здесь. Я… Прости, взяла на себя наглость решить, что ты будешь не против, если я зайду. Очень уж приспичило тебя поздравить. Могу уйти, если тебе неуютно.

– Нет, пожалуй, нет, – смотрю на неё и на самом деле оказывается сложно разобраться, что я испытываю от её визита. Целый спектр разнообразных чувств.

Тусклую, неяркую, бессмысленную в своем существовании ревность – как можно ревновать всерьез, когда ты не можешь совершенно никак переломить ситуацию в свою пользу?

Странное, совершенно неожиданное для меня приятное удивление – мне натурально приятен её визит. Сама! По доброй воле! Пришла поздравить.

Она ведь нравилась мне когда-то.

Ну, точнее… Я отмечала её достоинства. Потому что сначала она раздражала мою подругу, потом – буквально слету очаровала мужчину, в которого я была влюблена. В таких условиях сложно испытывать настоящую симпатию, но отмечать хорошую хватку, этичность и высокие профессиональные качества можно даже у тех, кого считаешь врагами.

Сейчас мы… Уже не враги.

– Проходи, – осторожно спускаю ноги с кровати, на которой их только-только вытянула, – чаю хочешь? Здесь его наливают по любому чиху.

– В наше суровое карантинное время лучше лишний раз не чихать, – Вика чуть улыбается, устраиваясь в кресле у окна, – но от чая не откажусь. А уж если к нему есть печеньки – с блюдцем могу у тебя откусить.

– Надо же, – бездельница я не соизволяет поднять попу с кровати, а ныряет в ящик прикроватной тумбы, чтобы найти там микропультик дистанционного вызова одной из дежурных медсестер, – не думала, что ты сластена. Думала, что диетами и фитнесом себя изводишь при такой-то фигуре.

– Нет, – коварным шепотом сознается Вика, – просто я из древнего ведьминского рода. Жру и не толстею. Ты теперь меня совершенно возненавидишь и потребуешь факел, но учти – горю я очень плохо. Будет много вонючего дыма, тебе таким вредно дышать.

Такая теплая, смешливая… Сейчас, когда глаза не застилает дурацкая ревность – Вика отчаянно мне нравится. Блин, и ведь поздно пытаться с ней подружиться, эта случайная встреча точно ни во что не перерастет.

– Ну так как ты, Анжела, – Вика чуть склоняет голову набок, стреляет в меня лукавыми глазищами, – я погляжу, новый проект буквально жизнь в тебя вдохнул.

– Ну просто каламбур года, – сначала закатываю глаза, и только потом понимаю, что происходит.

Я вот так запросто общаюсь Викой! С женщиной, которую до своего увольнения терпеть не могла. К которой и извиняться шла только потому, что внутренний кодекс чести требовал признать вину. И она смотрит на меня и смеется сама…

Ох. Ну, что тут скажешь, ясно во что вцепился и когтями, и зубами черный дракон Ярослав Ветров. Солнце себе урвал. Ценней сокровище еще поди-ка поищи.

И все-таки понятно, что Ник в ней нашел!

Мысль эта царапает по душе, оставляет на ней тонкий след. Я не обращаю внимания. Такие царапины – уже обычное дело. Вся человеческая жизнь, если так задуматься – непрерывная боль. Болю – значит, существую. Как-то так.

– Я серьезно, между прочим, – тем временем Вика улыбается мне чуть спокойнее, – у тебя глаза сейчас такие живые. В Рафарме ты как мертвая была.

– В Рафарме… – хочу сказать “мы были врагами”, но произношу почему-то другое, – у меня был сложный период. Я пыталась забеременеть от ЭКО. И не получалось.

– Это…– Вика закусывает губу, – да, наверняка времячко было то еще. И я вдобавок…

Самый парадокс, что она еще и умудряется виноватой звучать. Будто ей и вправду жаль, что она как черная кошка пробежала между мной и Ником. Хотя ведь нет. Не пробежала.

Даже если бы Вики не было – он бы все равно так ничего бы и не стал делать. Я ему нравилась – мы это знаем. Но нравилась почему-то недостаточно.

Я встаю, подхожу к окну. Мне досталась палата с отличным видом на раскинувшийся за окном парк. Правда сейчас этот парк по ноябрьски обнажен и деревья зябко встряхивают ветвями на ветру, но глаза все равно прилипают к ним накрепко. Всегда любила наблюдать ветер.

– Я очень рада, что до Ольшанского наконец-то дошло, – между тем замечает Вика, – нельзя, чтобы такие чувства оставались безответными. Это просто нечестно.

– Жизнь вообще нечестная штука, – я невесело улыбаюсь, присаживаясь на край подоконника. Подоконники тут прекрасные. Для сентиментальных беременных оформленные “на посидеть”. – Да и кто тебе сказал, что он мне взаимностью ответил? Он?

– Нет, – Вика головой покачивает, – но это ведь не надо говорить. Это ведь видно. И слышно. Он вообще говорит про тебя и не затыкается. Пару слов мне не давал вставить.

– Тут дело не в том, что я ему важна.

хотя услышать было лестно, конечно. Чуть-чуть!

– А в чем же тогда дело? – Вика удивленно поднимает брови.

Ох, и как бы тут сказать, чтобы не расстроиться еще сильнее? Думаю, думаю, выбираю – ничего не сказать. Просто провожу ладонью по животу и строю красноречивую мину.