Частная коллекция

8 августа 1979 года мне исполнялось сорок лет. В это время в Выборге у меня шли съемки фильма «Вернемся осенью». На тамошнем танковом полигоне я снимал, как советские солдаты едут на своих «Уралах» через горящий лес, чтобы спасти оставшийся там в зоне огня детдом.

В Выборг ко мне на сорокалетие 8 августа приехала моя мама. Единственный раз в жизни мама месяц была за границей по приглашению своей подруги Иды Глезер – владелицы магазина Four Continent Book Shop – единственного в то время в Нью-Йорке магазина русской, советской книги, который был связан с московской Международной книгой.

Кроме подарков мама привезла мне телефонный номер, по которому я имел возможность соединиться 8 августа с отцом, который в очередной раз находился в Мичуринской больнице.

Высокопоставленных кремлевских больниц я знаю две: одна, так называемая ЦКБ, которая находится где-то в районе Кунцево, в которой лежат заурядные деятели, а высокого ранга деятелей помещали в больницу на Мичуринском проспекте, где лежал и отец. Он лежал со своей привычной проблемой, с которой попадал в больницу последние несколько лет минимум два раза в год, у него было обызвествление легких. Он сильно кашлял и всегда носил с собой что-то вроде колбочки, есть такие медицинские, не колбочки, я даже не знаю, как назвать эту стеклянную, небольшого размера, круглую штуковину с широким горлом и завинчивающейся пробкой. Он носил ее в кармане и периодически туда харкал. Это было уже такое стабильное его состояние. У него практически одно легкое не работало, и в легких накапливалась жидкость. Ему надо было сделать откачку этой жидкости; 7 августа сделали первую операцию по откачке, и сделали чрезвычайно успешно. Отец прекрасно себя чувствовал, и 8 августа я ему позвонил по телефону, чтобы он мог меня поздравить.

Я это все так хорошо помню, потому что это был последний мой разговор с отцом. Когда я приехал через две недели, отец был уже совсем тяжелый, хотя узнал меня. Единственное, что он сказал: «Алешка, и ты тут». Вот и все.

А 8-го был осмысленный, серьезный разговор, хотя отец в принципе знал, что умирает, потому что весь последний год занимался приготовлением к передаче своего архива в ЦГАЛИ. У него был огромный архив, часть которого переплетена в такие тома, которые называются «Все сделанное». «Все сделанное» начинается с до войны. Количество томов постепенно увеличивается, т. е. один год может не вместиться в том, потому что там и переписка, там и все деловые бумаги, там все варианты правок, там совершенствование рукописей, там новые произведения. Там много чего, там действительно – все сделанное.

Вот «Все сделанное» приводилось в порядок, плюс письма ему, фотографии и другие архивные материалы. Короче говоря, он много этим занимался, много времени на это тратил.

И отец, наверно, я так понимаю, хотя не могу этого утверждать, но ощущение у меня двойственное… Ощущения последнего разговора не было, но в то же время какие-то черты последнего разговора эта история носила.

А может быть, просто оказался разговор последним, и поэтому, то, что он мне сказал, кажется мне чем-то вроде завещания.

Отец сказал, что он очень гордится тем, что у него есть такой сорокалетний друг, как я, что он это очень высоко ценит и считает, что хотя бы в этом направлении жизнь прожита не зря.

Я ничего подобного от отца не слышал ни в какие наши времена, поэтому запомнилось особенно, а уже оснащенное всеми дальнейшими событиями, оно как бы естественно стало, я бы сказал, завещанием отца – это я всегда помню. Просто ответственность сына – одна, ответственность младшего друга – другая. Я вроде как стараюсь нести обе.

Поскольку операция накануне прошла очень удачно, то отец, как ему было свойственно, настоял, чтобы вторую операцию по выкачке из другого легкого провели быстрее, не через обязательные десять дней, а через три-четыре дня, потому что он прекрасно себя чувствует.

А кремлевская больница отличалась несколькими особенностями. В ней было удобно жить и абсолютно бесполезно лечиться, потому что кремлевская больница – это была больница, где не принимали решений, где было огромное количество консультантов и не было лечащих врачей. То есть лечащие врачи были, но они были нужны для того, чтобы собирать консультантов на консилиум. Поэтому отец многократно поступал туда с оценкой здоровья на тройку с минусом, а выходил на тройку с плюсом. Таким образом, все, включая и его самого, считали, что вот, он пошел на поправку, и вот его выписали из больницы.