Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

Еще помню, мы спускались в лифте, он смотрел на кнопки с цифрами от 6 до 1, и спросил: «Папа, а что дальше?» Я вынужден был объяснить, что такое ноль, отрицательные числа. Его математичность, любовь к знаковым системам была очевидна, сопротивляться не имело смысла.

При этом, естественно, все окрестные поэты тусовались у нас дома, мы брали его с собой на встречи и выступления, Данила знал и слышал всех. У Наташи перед сном ребенка была своя фишка, она говорила: «Если ты будешь себя хорошо вести, я тебе почитаю перед сном стихи дяди Димы Пригова, дяди Игоря Иртеньева или дяди Еремы. А если ты будешь себя плохо вести, не будешь засыпать, то я тебе почитаю стихи дяди Вани Жданова или дяди Леши Парщикова».

Данила легко и отлично учился в первых классах, и все вроде были им довольны, но он приходил домой и говорил: «Я больше в школу не пойду, не хочу». Ему было скучно, на уроках нечего было делать. Еще в детском саду на открытом уроке для родителей он сначала бойко отвечал, но потом от скуки и безделья с грохотом свалился на пол, в проход.

Мы забрали его на домашнее обучение. Наташа бросила все свои дела и учила его дома, хотя все полагают, что этим я занимался. В итоге он и перепрыгнул два раза через класс и рано закончил школу. Это было не специально, просто они все сдали к январю, и мы поняли, что если Даня теперь почти год ничего не будет делать, то он окончательно забудет, что такое учиться. Поэтому надо было поставить новую цель, пришлось прыгать.

ГОРАЛИК. Вернемся к моменту, когда все, кого Наташа перед сном читала и не читала сыну, стали клубом «Поэзия».

БУНИМОВИЧ. Мне кажется, клуб «Поэзия» – это история про время, когда не только все сошлись, но и все сошлось. Редко, но так бывает. Все светила выстраиваются в нужной конфигурации, все карты ложатся как надо, и уже не просто может что-то произойти, а не может не произойти. Странноватый молодой человек по имени Леня Жуков, которого никто до того не видел и не слышал, зарегистрировал невесть где, в Бабушкинском районе, в подвале за ВДНХ, некое объединение, клуб – в самые первые месяцы перестройки, когда это только стало возможно. И не вспомнить уже, как и почему вдруг все решили, что это будет клуб «Поэзия». Помню только, как название на ходу выбирали, и в голову ничего лучшего не пришло.

Костяк клуба «Поэзия» в начале его недолгой жизни был из студии Ковальджи, не буду снова перечислять славные имена, но практически сразу пришли и все остальные. Это было время взаимопритяжения – мы и до того все были так или иначе знакомы, было много пересечений, но тут как-то все сразу объявились, много кто там появлялся, мелькал, примыкал, вступал и выступал.

Надо понимать, что в отличие от весьма условных, но все-таки имеющих некие эстетические очертания поэтических групп из тех, что сформировал клуб «Поэзия», – метареалистов, «Московского времени», московских концептуалистов и даже трудно определяемых полистилистов и «Эпсилон-салона» – сам клуб «Поэзия» не имел явной и даже неявной эстетической платформы. Кроме разве что весьма условного и весьма значимого критерия качества текста, качества высказывания. Клуб был недолговечной и непрочной, но естественной и активной формой кристаллизации параллельной культуры, выходом уже не за, а к. В том числе – к читателю, хотя тогда еще – к слушателю. Публиковать нас еще не решались, а чтения-выступления более широкие и открытые казались возможными.

Аудитории были разные – маленькие, большие, но никогда – ни до, ни после – не ощущал я такой живой и в то же время адекватной реакции на каждое слово. А ведь звучала не только и не столько поэтическая публицистика, а непривычный, зачастую и просто сложный текст – тем более для восприятия на слух. Недолгое необыкновенное время, когда люди были готовы на усилие ради постижения.

ГОРАЛИК. Можем зафиксировать момент публичного появления клуба «Поэзия»?

БУНИМОВИЧ. Есть даже точная дата, можно найти. Начало осени 1986-го. Выступление в ДК «Дукат». Несмотря на всю нашу бесшабашность и организационную бестолковость, тут возникло ощущение, что это не просто так. Обычно наши выступления формировались на ходу, были чистой импровизацией. А тут мы собирались, обсуждали, и даже не раз, все в том же моем пенале на Патриарших, который размером два на четыре. Все-таки, как туда все влезали?

ДК «Дукат» – банальный зал Дома культуры табачной фабрики, человек на пятьсот, неподалеку от все той же Маяковки. На входе была такая давка, что не протолкнуться – ни по билетам, ни без, ни даже участникам… Легенды бродят про конную милицию перед входом. Не видел. Хотя ментов для поэтического вечера было изрядно, все же не футбол в Лужниках. Есть еще легенда, что Битову разбили очки на входе. Все забываю его спросить. Вот дверные стекла выдавливали, они сыпались, бились – это видел. Фойе было все в бельевых веревках, где группа «Мухоморы» и примкнувшие к ним художники развесили свои творения, хотя в давке разглядеть что-либо было затруднительно.