Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

ЗИНГЕР. Дед мой, Гиллель, тоже был из семьи лишенцев, у них был литейный завод в Могилеве. Он и сейчас называется завод братьев Мазья. Да, почему-то и при советской власти название оставалось, по крайней мере оно упоминалось в музее заводской истории. Дед тоже, само собой разумеется, не мог получать высшее образование, будучи лишенцем, поэтому он стал механиком, а потом мастером на ленинградском шрифтолитейном заводе, который назывался волшебным словом «словолитня». Это был завод, который производил типографские станки. Дед был рационализатором, вносил какие-то рационализаторские предложения, у него были грамоты, которые бабушка очень бережно хранила. По-моему, в 1935 году они поженились, было еще несколько хороших довоенных лет. И папа родился в 1937-м. И был таким маленьким царьком, единственный малыш и единственный мальчик в большом семейном клане. Началась война. У деда была бронь, потому что завод начал производить что-то важное для обороны, но он сказал бабушке, что не может спокойно ходить по улицам, когда все на фронте, и ушел добровольцем. Он и три его брата, все четверо были на фронте. Двое старших погибли – мой дед и его брат Гирш, Григорий. Двое младших прошли всю войну до Берлина и вернулись. Даже без особо серьезных ранений. Бабушка вернулась из Свердловска с отцом в ленинградскую коммунальную квартиру и обнаружила похоронку, всю войну пролежавшую в комнате дедовских родителей, рано погибших в блокаду. Похоронены прадед с прабабкой на Преображенском кладбище, но могилы их не сохранились.

ГОРАЛИК. Теперь давайте про мамину семью?

ЗИНГЕР. Это гораздо сложнее, потому что гораздо меньше я знаю. У бабушки моей, Кейли-Енты, было три сестры. Их отец уехал из Могилева в Америку с двумя старшими с тем, чтобы устроившись на новом месте, вызвать к себе жену и двух младших девочек.

ГОРАЛИК. Это какие годы примерно?

ЗИНГЕР. Это до революции, до Первой мировой войны, точнее не знаю. У матери бабушки, у моей прабабушки, обнаружилась какая-то проблема с глазами, и их в Америку не пустили. Семья оказалась разделенной. Еще в 1920-е годы они переписывались. Потом, когда это стало опасным, связь была потеряна. Кстати, после перестройки какая-то родня выходила на маму, но мама не успела мне об этом толком рассказать. Одна из сестер, старшая, Стерра, Эстер, в честь которой мама была названа Стеллой, скоро умерла, вышла замуж и почти сразу умерла. Как ни странно, и у моей бабушки с отцовской стороны была в семье похожая история. Ее родная сестра, молодая, красивая, сходила с мужем в театр, вернулась домой и умерла. Истории того времени…

Что я знаю еще про Кейлю-Енту? Что она считалась красавицей, и дедушка (мамин отец) всегда вспоминал о ней с придыханием. Он несколько раз к ней сватался, она была на пять лет его старше, видимо, считала, что не стоит соглашаться, ну мало ли, мальчик влюбленный. И все-таки он ее убедил, покорил. Она, насколько я понимаю, никогда не работала. Сидела с детьми, переезжала за мужем из города в город, со стройки на стройку, потом, уже в Москве, тяжело болела, так что моя мама была за старшую. У нее было, правда, два старших брата, но она была старшей девочкой, все хозяйство было на ней. Бабушка умерла, когда мне еще не было года. В памяти всплывают кислородные подушки. Судя по туманности впечатлений, мне кажется, что это воспоминание еще того времени, когда она умирала, потому что позднее могли быть еще кислородные подушки деда, но, судя по зыбкости, это именно ее кислородные подушки. Помню себя в подушках, обычных перьевых – так меня усаживали у нее на постели, как мне потом объяснила мама, подпирая подушками, чтоб голова моя тяжелая не перевешивала и я не падала. Бабушка звала меня «аптекарским пузырьком», но об этом я узнала уже гораздо позже. И это все. Потом уже я разглядывала потускневшее обручальное колечко в шкатулке с Тадж-Махалом и в той же шкатулке – звенья бронзового пояска с зелеными стеклышками, который, как мне кто-то объяснил, бабушка носила на черном платье. С этими звеньями мне позволяли играть, так что не диво, что они быстро потерялись. И была ее фотография в простой деревянной овальной рамке над дедовской кроватью, висевшая в окружении передвижников в тяжелых бронзовых рамах. Вот и все о бабушке.