Читаем Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая полностью

ЗВЯГИНЦЕВ. Нет, сплошные романтические руины, совершенно заросшие. Со стороны метро «Орехово» среди торчащих из земли фундаментов деревенских домов рос яблоневый сад; дальше, на полпути к Хлебному дому, стоял здоровенный ангар-оранжерея, в глубине которого было спрятано наше любимое кафе. Сразу за ним – полуразрушенная дача Ольгина. То в одном, то в другом месте парка возникал бело-синий полосатый забор польских реставраторов, так же быстро появлялись и исчезали кочующие точки общепита. И было в этом что-то совершенно естественное – что есть такой огромный мир, которому изначально не суждено быть завершенным, зато он столько видел и столько в себя вместил. Есть такое определение «архитектурный театр», когда одна постройка зрительно организует свое окружение и ты видишь многоплановое, как несколько театральных кулис, пространство. Такое было задумано на Театральной площади, например (разумеется, до постройки «Метрополя» и «Москвы»). Нечто подобное можно наблюдать и в Царицыно, причем это был такой театр импровизации, где никогда не знаешь, что случится в следующий момент. Если осенью идешь через Большой мост к Виноградным воротам, чувствуешь себя жителем европейского городка XVIII века, если зимним вечером смотришь сквозь заснеженную поляну на горящие окна Оперного дома, видишь всамделишную Рождественскую сказку, неизвестно откуда взявшуюся в лесу. И еще тысяча подобных «если».

А потом все стало быстро-быстро преображаться и получилось то, что есть сейчас. Главное даже не то, что в Хлебном доме стоят пластиковые окна. Просто исчезли сценарии, скучный стал театр. Вроде Малого – со всем уважением, конечно, но вы туда часто ходите? Вот и нам не очень интересно.


ГОРАЛИК. Как в конце 1990-х была устроена жизнь ваших текстов?


ЗВЯГИНЦЕВ. Если говорить о литературной жизни, то в это время она была – полагаю, не только для меня – совсем по-другому структурирована. Существовало несколько реперных точек. Клуб «Авторник» в библиотеке в Новодевичьем проезде; у меня там был вечер в день Святого Валентина, я запускал в публику шарики и самолетики со стихами. Там же мы на пару с Михаилом Павловичем Нилиным устроили вечер «Гемисферы». «Крымский клуб» Игоря Сида. Клуб «Классики XXI века» Руслана Элинина и Алены Пахомовой в Чеховской библиотеке; я там много раз выступал, даже устроил (в 2000-м, по-моему) «презентацию будущей книги». Эта книга вышла в 2001-м в поэтической серии издательства ОГИ, вот еще одно славное место. Именно мое, что немаловажно. Разумеется, когда-то все деревья и бутылки казались большими, но все-таки это время было, на мой взгляд, на редкость безоблачным для поэзии. Казалось, что советской литературы никогда больше не случится, а литсообщество не успело еще разделиться на несколько непримиримых кучек. В 1998-м я закрыл свою студию и стал наемным работником. В той же самой сфере – полиграфия, дизайн, реклама. С начала нулевых работаю по своей нынешней рекламной специальности – арт-директор.


ГОРАЛИК. Арт-директор – это же еще и какое-то руководство людьми зачастую?


ЗВЯГИНЦЕВ. В рекламе не совсем. Это, скажем так, некая творческая единица в рекламном агентстве. Обычно даже не единица, а часть пары, состоящей из арт-директора и копирайтера. Если очень грубо объяснять: визуальщика и текстовика.


ГОРАЛИК. Как тогда устроен день Н. Звягинцева?


ЗВЯГИНЦЕВ. Есть агентство, ему заказывают рекламу. Она может быть разной: полноценные рекламные кампании, которые связаны с телевизором, радио, интернетом, наружкой, прессой, рекламными материалами в местах продаж, специальными мероприятиями. Или только кампания в прессе, или только промо. Арт-директор отвечает за визуальную часть рекламной кампании – придумывает ее образ (это называется key-visual), как это будет выглядеть на разных рекламных носителях, разных форматах; ставит задачу дизайнерам, верстальщикам, полиграфистам; отслеживает правильность выполнения работы и так далее. А рабочий день может представлять что угодно. Возникнет с утра суперсрочный бриф от суперважного клиента и на неделю поставит все агентство на уши. Или мелкая рутина. Курьер из типографии с большим рулоном: цветопроба баннера наружной рекламы. Комментарии к раскадровке ролика. Обсуждение эскизов формы промо-персонала.

Мое первое рекламное агентство сидело на Садовой-Кудринской, у выхода с новой территории зоопарка; окна выходили на крышу террариума и заброшенный планетарий. Очень любили у нас на эту тему корпоративно пошутить: нахождение в гадюшнике – не повод не думать о звездах… Потом были более крупные, уже международные сетевые агентства, стало одновременно интереснее и сложнее. Больше роликов, съемок. Интересная, кстати, история – ролики. Как научиться многое сказать и показать за 30 секунд. Или даже за 10.


ГОРАЛИК. На фоне частого отношения к рекламной деятельности как к профанной, низкой, хочется спросить: вам бывает интересно? И если да – за счет чего, что удается видеть как «интересное»?


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза