Читаем Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая полностью

ЗВЯГИНЦЕВ. Творческая профессия, которая имеет много ограничений, поэтому говорить, что это в чистом виде самовыражение, неправильно. И потом, любая реклама – это просто сообщение, адресованное некому, широкому или узкому, но все равно ограниченному кругу лиц, которых это сообщение должно заинтересовать. А все остальные воспринимают ее просто как картинку с буковками, которая может их рассмешить, вызвать раздражение, обидеть или оставить равнодушными. К тому же большинство людей имеет представление о рекламе из романтических книг наподобие «99 франков» или «Generation P». Кстати, может быть, это и к лучшему. Но профессия интересная, в ней работают люди многих специальностей (не только дизайнеры и копирайтеры), и требования ко всем очень жесткие.


ГОРАЛИК. Очень много мозга выносит повседневно?


ЗВЯГИНЦЕВ. Выносит. Это нормально. Я привык.


ГОРАЛИК. Коллеги наши очень часто говорят о том, как тяжело переключать голову из, условно, арт-директора в модус человека, который пишет текст. У вас получается?


ЗВЯГИНЦЕВ. Смею думать, что да. Недопустимо, чтобы работа жила вместе с тобой, надо уметь переключаться. Действительно, в рекламе работает (или прошли через это) достаточно много поэтов: Львовский, Мосеева, Данильянц, многие и многие другие. В основном это копирайтеры – люди, которые работают с текстовой составляющей рекламы (у меня, кстати, есть копирайтерский опыт, но это не мое). Однако мне кажется, что любая серьезная профессия требует от человека очень многого, как ни банально это звучит. И потом, что-то я не вижу вокруг ни одного профессионального поэта (имеется в виду источник дохода). Такого, из старой байки про ресторан ЦДЛ – «что же ты, сука, за день сочинил, что так устал?».


ГОРАЛИК. Мы постепенно подбираемся к середине 2000-х.


ЗВЯГИНЦЕВ. То время уже можно сравнить с нынешним. Все нулевые годы в Москве проходят Биеннале поэтов. Первая была в 1999-м, но тогда это был скорее междусобойчик. А начиная с 2001-го – масштабное мероприятие на нескольких площадках, с большим количеством приглашенных авторов: Россия, ближнее и дальнее зарубежье, весь мир.

Поменялся формат литературных вечеров, чтений. В начале – середине 1990-х поэзия существовала по библиотекам, каким-то квартирникам. Появление таких площадок, как ОГИ, и производных от них было востребовано некой культурной публикой, какой-то частью городской тусовки, которая таким образом просто проводила время. Демократичный кабак с хорошим книжным магазином, с литературной и музыкальной программой – эта модель отлично работала все нулевые.

Появилась группа «Культурная инициатива», Данил Файзов и Юрий Цветков, которые устраивали огромное количество мероприятий, в разных форматах, на множестве площадок. Литературная жизнь стала гораздо более плотной – каждый вечер одно, а иногда сразу несколько событий. Правда, именно тогда стало уже невооруженным глазом заметно желание кураторов разных площадок «разбежаться», обзавестись своей тусовкой. В 1990-е еще худо-бедно соблюдалась конвенция о ненападении (например, кураторы заранее согласовывали свои программы, чтобы в один день не было пересечения важных мероприятий), а в нулевые уже каждый за себя, на войне как на войне.


ГОРАЛИК. Получается (кажется), что люди, окружение, друзья – это очень важно для вас. Коллеги, профессиональный круг.


ЗВЯГИНЦЕВ. Может быть, так оно и есть, со стороны виднее. Но среди моих друзей, моего круга общения, литераторы составляют относительно небольшую часть. А остальные – одноклассники, сослуживцы, коллеги, люди, с которыми мы вместе путешествуем, вместе проводим время, – не сказать чтобы такие уж знатоки и любители поэзии. Я, конечно, приглашаю их на разные знаковые для себя мероприятия, вроде презентации новой книжки, но стараюсь не злоупотреблять доверием. Хорошего понемножку…


ГОРАЛИК. Для вас стихи и общение с людьми – это какая-то цельная история?


ЗВЯГИНЦЕВ. Интересно, как люди читают стихи, – разные люди, разные стихи. И как реагирует публика. Это ведь тоже важная тема для разговора: многие, даже искренне любящие поэзию, на самом деле знают ее в пределах маленького временного отрезка, с ограниченным набором авторов, а вокруг высокий забор! В 2004-м Кузьмин устроил мероприятие под названием «смена поколений». Авторы, дебютировавшие в начале 1990-х, передавали символическую эстафету более молодым, из нулевых, для многих из которых стартовой площадкой был интернет. Огромный зал, набитый битком; я так понимаю, пришли поклонники, просто друзья и с той и с другой стороны. Тем более странно было наблюдать, как люди, которых я не раз видел на «вавилонских» литературных вечерах, чувствовали себя явно не в своей тарелке; слом шаблона, так сказать. «Вы слышали? И это стихи? Как ей не стыдно такое говорить, „я кончаю“!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза