Грустно. Еще и потому, что люди сами возводят забор и даже надстраивают со временем. Круг единомышленников – это, конечно, неплохо. Но когда я в последние годы приходил в Билингву (а нет ее уже) на какой-то вечер, я более или менее точно знал, кто будет сидеть в зале. Если я по старой памяти загляну в Чеховку, я тоже буду это знать наперед. Поэтому фестивали как раз интересны тем, что ты можешь поменять картинку, узнать для себя что-то новое.
Про 2007-й. Я начал много ездить – просто как турист, по работе. Первый раз побывал в Лондоне, Барселоне. Это был для меня богатый на фестивали год – Калининград, Питер, Нижний, Норильск. И дальше – все больше поездок, выступлений, городов, стран. Вологда, Киев, Харьков, Львов, Вашингтон, далее везде. В Киеве вместе с Файзовым, Цветковым, Давыдовым и Афанасьевой организовали поэтическое движение Белок. В Нижнем появился один из моих любимых фестивалей – Речет, на который стараюсь ездить каждый год. Потом была поездка в Италию по стипендии Фонда Бродского. Тут вот что вспоминается. Михаил Айзенберг в 1990-е вел в журнале «Итоги» свою колонку. И был там рассказ, как автор чуть ли не первый раз в жизни оказался за границей. Конец 1980-х, дело было в Греции. Они прилетели очень поздно в аэропорт, их в темноте привезли в отель; сильно усталые, они завалились спать. А утром он выходит в туалет, там картинки на стенах висят, и на одной из них – Акрополь. А потом автор замечает, что картинка движется… История заканчивалась фразой: «Так я впервые увидел Акрополь. На сороковом году жизни, из окна сортира». Я ему очень часто вспоминаю эту фразу: «Миша, я стал путешественником в том числе потому, что это прочитал…»
ГОРАЛИК. Ваши собственные тексты меняются от того, есть коммуникация или нет?
ЗВЯГИНЦЕВ. Я думаю, меняется отношение – может быть, даже не к стихам, а просто к жизни, к себе. Но отношение к поэзии как частному делу так со мной и осталось. Помните, в Калининграде вы спросили меня по поводу поколенческих стихов? Я тогда написал цикл «Метро», попытавшись передать эмоциональный фон знаковых для меня мест на карте Москвы. Интересно, что я буду думать об этом лет через десять.
ГОРАЛИК. В каких условиях текст пишется, а в каких нет (если это не очень сложный – а вернее, не слишком приватный вопрос)? Вы не пишете каждый день по три стиха.
ЗВЯГИНЦЕВ. Нет, совсем не сложный. Действительно, трех стихов в день у меня не бывает, на бегу тоже ничего хорошего не получается. Все-таки необходимо некое спокойствие, уединение. В последние годы много времени проводим на даче у нашего давнего друга Вадима Фролова, в Перхушково. Замечательное место, практически второй дом; там нашествия огромных компаний друзей совершенно естественно сменяются отрезками дорогого одиночества. Практически всю книжку «Улица Тассо» я написал там.
ГОРАЛИК. У вас есть какое-то ощущение того, как соотносятся «пространство людей, которые пишут тексты» и «я»? Важно ли это соотношение, местоположение этого «я» относительно «пространства людей, которые…»? Есть ли ощущение себя частью какого-то большего процесса? И – если есть – как меняется этот процесс?
ЗВЯГИНЦЕВ. Да, это не про две морковки рассказать… Я люблю общаться с себе подобными, но все равно – «живи один». Опять же, что ты сам ждешь от этого общения. Ведь все прекрасно понимают, что если множество умных, талантливых, образованных и так далее собираются толпой, определяющим словом и будет «толпа». И всегда есть опасный соблазн вести себя соответственно, как человек толпы, в системе координат «свой – чужой».
Вот совсем недавно закрылась Билингва. Многих площадок, которые формировали литературную ситуацию последние 10 лет (а если брать «Проект ОГИ», то и все 15), больше нет. С другой стороны – сценарии для этого пространства тоже остались в прошлом. Значит, будет появляться, происходить что-то новое. Оно, собственно, давно уже происходит, живет своей жизнью.
ГОРАЛИК. В чем главное изменение?
ЗВЯГИНЦЕВ. Изменилась аудитория. В рекламе есть такой термин «360 градусов», когда кампания раскладывается по разным направлениям, всем возможным каналам коммуникации. Именно это сейчас и происходит в поэзии, даже если брать в расчет одну Москву. Хотя географические границы сейчас абсолютно условные.
ГОРАЛИК. Редко говорят: мне важно, кто будет меня слушать, и мне важно, чтобы меня слушали другие люди. Расскажите, если можно, как это у вас устроено?