Читаем Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая полностью

КРУГЛОВ. Да, примерно в 12 лет. До того мы жили, я говорил, в поселке под названием Манзя, потом мы переехали, появился отчим. Замечательный, кстати, человек, его зовут Диомид Александрович, он местный, коренной чалдон, охотник, рыбак, всю жизнь работавший на дороге, он строил дороги в Богучанском районе. Потом родилась моя младшая сестра… После этого мы жили в маленьком поселке, который назывался Невонка, примерно такого же размера и габаритов, что и Манзя, классический ангарский леспромхоз, где отчим работал дорожным мастером, а мама снова была главным врачом. А потом мы уехали и оттуда, мы переехали в районный центр Богучаны. Это было путешествие в центр мира… Богучаны – большое такое село старинное на берегу Ангары. И вот это вот ощущение, что я покидаю что-то навсегда, – первое острое ощущение перемен и взрослости. Мне часто снились потом эти поселки, этот крутой берег Ангары, сосны на нем. Очень часто мне снилась фраза: «Мороз и солнце, день чудесный», белая замершая Ангара, ярко-синее небо. Это была потеря детства, все менялось необратимо. Детский рай еще не ушел, но изменился… У Михаила Яснова есть стихотворение такое:

Рембо в двенадцать лет. Рисунок Берришона.Верлен в тринадцать лет. Дагерротип Тилье.Они еще глядят по-детски отрешенно.Они еще в семье. Они еще в тепле.Что в детстве кроется, что в юности таится,мы можем подсказать и знаем наперед.И только отрочество – тайная страница,где все замарано, и оторопь берет.Один вонзился в нас тяжелым детским взглядом.Другой, наряженный, уставился за крайбумажного листа… И все, что станет адом,еще лежит у ног и ластится, как рай.

ГОРАЛИК. Какой она оказалась, эта взрослеющая жизнь? Каким был этот подросток?


КРУГЛОВ. Жизнь продолжала быть замечательной, но подросток, конечно, был с кучей комплексов, весь прыщавый и все такое. Но тем не менее все равно жизнь была и есть прекрасна.


ГОРАЛИК. Каково было в новой школе и на новом месте?


КРУГЛОВ. Нормально. Первое время в Богучанах я учился в восьмилетней школе. Новые товарищи, новая девочка в классе, новые увлечения. Никакого стресса не было по этому поводу. Замечательно проводили время, вполне по-пацански… Делали, например, пугачи – медная трубка, боек из гвоздя, резина, спичечные головки утрамбованные, разные поджиги из разных материалов. У наших отцов много всего было, это же таежные места, все отцы – охотники, у них таскали патроны, капсюли, порох. Однажды такую бомбочку бросили с обрыва вниз: школа стояла на берегу Ангары, над обрывом, а внизу на льду сидели рыбаки. И какому-то рыбаку прилетело… Потом вся школа стояла во дворе по стойке «смирно», директор выяснял: кто. Невинные детские игрища, принятые социумом как канон… Я во всем этом участвовал, но было ощущение, что я играю в спектакле…


ГОРАЛИК. Работаю своим парнем.


КРУГЛОВ. Да. Вот я работал своим парнем. А по-настоящему я – не отсюда.


ГОРАЛИК. Не было никого, кто бы давал вам ощущение, что вы «отсюда»? Никого, кто был бы похож на вас?


КРУГЛОВ. Нет, из людей – нет. Только книги. Музыка и кино в какой-то степени. И еще давало такое ощущение одно место… Богучаны – это такое длинное село, оно вытянуто в длину по берегу Ангары, а в ширину – поднимается в сопку, такую большую гору, заросшую тайгой. Мы как раз жили на краю села, у нас прямо за огородом начинались лесовозная дорога и тайга, по лесовозной дороге я зимой иногда хаживал на лыжах. А во дворе стоял гараж, с него был вид на село и реку. Это было мое любимое место, особенно по вечерам. Я забирался на эту крышу… Это место таких острых густых запахов, таежных, которых нет больше нигде, и звезды ночью – с кулак. Оттуда была видна Ангара, за ней дальше – другая сопка, и горизонт. И вот там, я знал, за той дальней сопкой и выше, там – лежит моя жизнь. Вот это место было моим другом. И потом, когда я уже закончил школу, я, приезжая в гости, продолжал залезать на этот гараж, с бутылкой коньяка, например, и сигаретой…


ГОРАЛИК. Что важного происходило в последних классах школы?


КРУГЛОВ. Примерно классе в седьмом я написал свой первый сборник стихов. Буквально сборник. Я не помню, были ли у меня до этого какие-то опыты стихосложения, были опыты написания романов (каждый из которых не был написан далее одной-двух глав). Все темы я испробовал: фантастические, про индейцев, про мушкетеров – про все. В раннем детстве писал сказки всякие длинные… Обычно страницы три-четыре было исписано, потом мне это надоедало. Причем я всегда писал в разных тетрадях, и то, чем пишу, имело огромное значение, я любил канцелярские предметы разные. Фломастеры, карандаши, ручки…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза