Читаем Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая полностью

КРУГЛОВ. Нет, конечно. На самом деле я просто был хитрый и понял, что в двух первых темах сочинений типа «Образ Базарова» и так далее трудно что-нибудь изобрести, а третья тема была свободная. А поскольку я приехал с севера, то, конечно, очень приветствовалось, чтобы сочинение было на «местную» тему. И я написал такое эссе про Богучаны: лодки на берегу Ангары, волна, которая бьет в бок, и пятое-десятое, что могущество наше будет прирастать Сибирью, в частности нашими родными Богучанами, бла-бла, что-то такое. Получил пятерку и поступил.


ГОРАЛИК. Как была устроена жизнь с момента поступления? Общага, друзья, знакомые, семья?


КРУГЛОВ. Да, в принципе общага, мы жили на съемной квартире. Жизнь была великолепная, только я не помню, какое время из всех этих двух лет я проучился в буквальном смысле этого слова. Там было все: был выпуск студенческого журнала, какие-то были вечеринки, всякие отношения, был студенческий театр – было все, что угодно, только не учеба. При этом как-то удавалось сдавать сессию.


ГОРАЛИК. Давайте сперва про студенческий театр.


КРУГЛОВ. Ну во-первых, я начну с того, что там я встретил друга (слово «друг» для меня имеет достаточно серьезный смысл, я не могу многих называть «друзьями»…). Друг мой Игорь поступал вместе со мной, тоже поступил, мы с ним близки до сих пор. Он сейчас тяжело болен, живет в Красноярске. Замечательный человек и, кстати, замечательный драматург. Которому, к сожалению, как-то не повезло в жизни. Он никак не может нигде свои пьесы пристроить, причем они где-то ставились, имели успех, но все проходило мимо него, бывает и такое…

Вся студенческая наша жизнь происходила так: я жил в этой съемной квартире, рядом с университетом, в центре Красноярска, на улице Маерчака. Знаменитый некогда треугольник – университет-тюрьма-баня: первые два места понятно почему знамениты, а баня, как говорят, была местом тусовки геев со всего города… Время от времени посещал занятия. Журнал мы издавали свой…


ГОРАЛИК. Какой?


КРУГЛОВ. «Клумба» – студенческий журнал, изданный на мощной немецкой трофейной машинке «Рейнметалл» в количестве нескольких экземпляров… Его до сих пор помнят в универе. У меня кроме стихов там была опубликована еще и повесть «Синяя Борода» – про Синюю Бороду.


ГОРАЛИК. В каком ключе?


КРУГЛОВ. В ключе натурально синем, в духе пьес Гельдерода. Осень, красоты всякие, психологическое состояние жен, мистический скрип двери в потайную комнату… Классно вышло, но в один прекрасный момент я понял, что не знаю, как ее закончить, поэтому она мне надоела. Я опубликовал ее с надписью: «Окончание следует». И до сих пор люди, которые меня знали в университете и держали в руках «Клумбу», преследуют вопросами: «А что там было дальше?..»


ГОРАЛИК. Вот сейчас взять и дописать – будет сильный ход.


КРУГЛОВ. Это уже будет предсмертный ход.

А студенческий театр… Единственное, что я из него помню, – это своего друга Игоря, который изображал статую командора – ему физиономию залепили фольгой, дали в руки рапиру, поставили на стол. По иронии судьбы уже гораздо позже статую командора мне пришлось изображать самому, только на сцене профессионального театра.


ГОРАЛИК. То есть вы, как и многие поэты, были в какой-то момент рабочим сцены?


КРУГЛОВ. Рабочим сцены, монтировщиком, бутафором. В театре кукол в Красноярске, в Минусинске – в драмтеатре. Как пахнут кулисы, что такое ночь перед премьерой, что такое утро после бессонной ночи, когда ты выходишь на балкон, видишь готовую сцену, созданные тобой декорации, и все внутри дрожит в предвкушении, что такое театральный коллектив, атмосфера творчества, беспорядочных любовных связей и змеиных интриг – знаю не понаслышке…


ГОРАЛИК. Но ведь вы не закончили Красноярский университет, да? Как это получилось?


КРУГЛОВ. Очень просто – я ушел в армию, вернее, меня мама отправила в армию, чтоб я не женился.


ГОРАЛИК. Ничего себе.


КРУГЛОВ. С предполагаемой невестой, моей однокурсницей, мы познакомились во время фольклорной практики в деревне Большой Арбай. Что такое фольклорная практика – филологу объяснять не надо… Не знаю кто как, но я, отпетый лентяй, бабушек не пытал насчет устных форм народного творчества, не до того было, тут личная жизнь в разгаре, а просто в конце практики накатал в тетрадь из головы пару десятков частушек. Некоторые из них потом вошли в университетский сборник… А что, решил я, творчество – народное, а я что, не народ?

Ну а когда мать узнала, что я и на втором курсе толком не учусь и вообще собрался жениться, она приехала в Красноярск, пошла к военкому, упала в ноги и упросила забрать меня в армию… Меня вообще-то не должны были брать из-за сильной близорукости, но раз такое дело… А с невестой моей мы расстались позже, в письмах, уже когда я был в армии, так уж получилось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза