Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

Ну вот, теперь – прежде чем я постараюсь вспомнить что-нибудь о своих предках со стороны отца – необходимо упомянуть еще об одном человеке, с которым мы вместе жили в нашей одной-единственной комнате в коммуналке на Ульяновской улице (это нынешняя Николоямская) неподалеку от Библиотеки иностранной литературы. Ее звали, ну то есть я ее так звал, баба Нюра. Она была няней, сначала маминой, а потом моей. И бабушкиной помощницей по хозяйству. Русская крестьянка. Ни мужа, ни детей у нее никогда не было. Где и как они познакомились с бабушкой, как вышло, что она стала няней и фактически членом нашей семьи, я не знаю. Баба Нюра закончила церковно-приходскую школу. Недавно кто-то уверял меня, что русская церковно-приходская школа давала прекрасное академическое образование, сравнимое с нынешним университетским, причем не в пользу последнего. Возможно. В таком случае баба Нюра была самой плохой ученицей за всю историю существования церковно-приходских школ. Она толком не умела ни читать, ни писать. Записки о здравии и об упокоении (баба Нюра была верующая и регулярно ходила в церковь рядом с нашим домом) всегда заполняла за нее либо бабушка, либо мама. Ни один священник не мог разобрать ее каракули. Она была некрасивая (хотя с годами становилась все симпатичнее), нескладная и кривоногая. Всегда все роняла, переворачивала, вечно обо что-то стукалась. Все путала. Когда бабушка пыталась ей что-то объяснить, например как пользоваться какой-нибудь технической новинкой, баба Нюра махала рукой и честно признавалась: «Да, я все равно не пойму», а когда ее пытались научить более или менее общепринятым образом произносить какое-нибудь слово: «Да, я все равно не выговорю». Она даже не могла «выговорить» имя-отчество бабушки – «Анна Яковлевна» превращалась у нее во что-то вроде «Анукунай». При этом баба Нюра любила всякие «приговорки», например: «Отвяжись, худая жисть, привяжись – хорошая» и прочее. Она была совершенно замечательная: абсолютно бесстрашная, самоотверженная… Всех нас очень любила, и, мне кажется, если бы потребовалось, отдала бы за нас жизнь. Я знаю (только не спрашивайте откуда), что ее молитвы хранили нас.

В комнате на Ульяновской мы жили впятером: мама, папа, бабушка, баба Нюра и я. Эта комната в детстве казалась мне довольно большой. Между прочим, похоже, она и считалась большой по меркам тех лет, хотя в ней было от силы 23 квадратных метра – согласитесь, не слишком много для пятерых. Я, как водится, спал за ширмой. Эта была настоящая коммуналка на десять семей, не человек, а именно семей. Уборная при этом была одна. Ванная, естественно, тоже. Эту комнату получил Самуил. Вероятно, нам очень повезло с соседями, потому что никаких коммунальных ссор, свар не было. При том что люди были очень разные. Да, но это отдельный рассказ. Возвращаюсь к вашему вопросу. Итак, теперь папина линия.

ГОРАЛИК. Как бабушка с дедом оказались в Москве? Как познакомились?

ВЕДЕНЯПИН. Вот этого я не знаю, к сожалению. Ничего не могу сказать. Надо, между прочим, спросить у дяди моего, который сейчас живет в Австралии. Он единственный человек из моих родственников, который может про это что-то знать. Это интересно. Ужасно, что я так мало знаю про семью. Но в юности я не спрашивал. Почему я не спрашивал?

ГОРАЛИК. Почти никто не спрашивает. В юности занят собой, потом занят другими, а когда доходит до семьи…