Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

Собственно, именно квартира бабы Буси на улице Горького – мой первый адрес на этой земле. Несколько месяцев до моего рождения и несколько месяцев после родители (а с октября 1959 года мы втроем) жили в крохотной комнатке слева от входной двери.

Так, теперь надо сказать про моего деда со стороны отца. Его звали Абрам Григорьевич Эрлихман. Они расстались с Клавдией, когда отец был совсем маленький, два или три года ему было. Понятно, что я никак не могу прокомментировать этот развод, не знаю, в чем там дело, не могу ничего сказать, кто прав, кто не прав. Но, по-видимому, для сестер моей бабушки Клавдии (а может быть, и для нее самой) ситуация была значительно менее загадочной, чем для меня. Абрам Григорьевич попал в опалу. Насколько я понимаю, отец с ним виделся редко. Знаю, что у Абрама Григорьевича появилась другая семья, родился сын. Не знаю, был ли знаком со своим братом мой отец, но я этого человека никогда не видел. А деда видел всего один раз. Он пришел к нам в гости, вот в эту квартиру на Юго-Западе, где мы сегодня с вами разговариваем. Оказался немножко похож на Луи де Фюнеса, ну и конечно, проглядывало фамильное сходство с отцом: такой же маленький и симпатичный. Он на несколько лет пережил сына. Мама пошла на похороны. И вдруг, стоя среди незнакомых людей, разрыдалась так, что не могла остановиться. Как будто ближе Абрама Григорьевича у нее никого не было. Уже никто не плакал, а она все рыдала и рыдала. Мне кажется, я догадываюсь, почему. Да, я забыл сказать, что мой дед Абрам был, как и Клавдия, переводчиком и преподавателем. Он закончил Институт военных переводчиков.

ГОРАЛИК. Это Москва?

ВЕДЕНЯПИН. Да. Кстати, именно в этом институте они и познакомились с бабушкой.

ГОРАЛИК. Можно на секунду шаг в сторону? Как получилось, что у вас – фамилия бабушки? То есть что у отца – фамилия мамы?

ВЕДЕНЯПИН. Я не знаю, сразу ли у отца была фамилия мамы или он получил ее уже после развода родителей. Конечно, можно предположить, что тетки не хотели, чтобы у отца была еврейская фамилия. Из русско-дворянских соображений. Или потому что им казалось, что ему будет легче жить в СССР с русской фамилией. Хотя, насколько мне известно, махрового антисемитизма в те годы еще не было. Так что я не могу исключить, что это и вправду связано с разводом. Возможно, после ухода Абрама, сестры сказали, что, мол, раз ты так, это будет наш мальчик. Может быть. Я не исключаю.

ГОРАЛИК. Они познакомились в инязе, ваши родители? Обе семьи жили в Москве?

ВЕДЕНЯПИН. Да, и мама и папа жили в Москве. Тут я, конечно, чуть больше знаю, хотя тоже все немножко расплывается. Мама была инженером. Отчасти это получилось случайно, отчасти вынуждено. Станкин, который она закончила, был одним из немногих (двух?) московских институтов, принимавших детей «врагов народа». Но правда и то, что она могла там учиться: она отлично чертила, знала и любила математику, химию. А кроме того, в принципе ценила реальные вещи, к каковым инженерное дело (во всяком случае, в те годы) относилось, а, скажем, литературоведение – нет. Когда, в пятом, что ли, классе, я заявил, что хотел бы стать литературоведом, мама была смущена. Какое бы то ни было «ведение» как профессия казалось ей сомнительным и слишком открытым для жульничества и профанации.

В Станкине образовалась компания (ядро которой составляли, насколько я понимаю, как раз дети «врагов народа»). И в нее входил друг отца. Отец – как я, кажется, уже говорил – по семейной традиции учился в инязе. Ну и благодаря их общему другу мои будущие папа и мама встретились в каких-то гостях.

ГОРАЛИК. Каким папа был в то время?