Частный сыск

— А вот что, — рявкнул Чернов и, размахнувшись, тяжелым кулаком врезал немцу по челюсти. Тот от неожиданности не успел увернуться и, нелепо взмахнув руками, отлетел к противоположной стене.

— Хочешь знать, какие дела? — грозно произнес Чернов и, навалившись на щуплого сокамерника всей своей тяжестью, стал наносить ему мощные удары.

Немец болтал головой, будто тряпичная кукла, и жалобно всхрюкивал при каждой новой затрещине.

— Немчура поганая, — приговаривал Чернов, — доносчик, стукач, фашист хренов!..

Кунце понадобилось несколько мгновений, прежде чем он пришел в себя от внезапного нападения и, мелко засучив ногами, заверещал во всю глотку.

— Убью гада! — пообещал Чернов, подняв Хайнца за грудки и метнув его в дверь камеры.

Плашмя ударившись о металл, немец сполз на пол. Изо рта у него хлынула ярко-красная жижа.

В следующее мгновение дверь отворилась, и двое дюжих контролеров ввалились в полутемное помещение, сразу заняв собой едва ли не все пространство камеры. Один из них подхватил немца в полуобморочном состоянии, а второй навалился на Чернова и принялся мутузить его резиновой палкой.

— Найн! — закричал Кунце, отплевываясь. — Не трогайте его! Это ошибка! Он не виноват! Я сам ударился!..

— Чего? — не поверил охранник.

— Все о'кей, — закивал Хайнц. — Я ударился. Это бывает. Он хотел мне помочь. Все о'кей.

— Смотри мне, — грозно пророкотал контролер, но Чернова все-таки отпустил.

— А что будет на ужин? — резво поинтересовался Кунце, незаметно отирая с подбородка кровь рукавом. — Опять каша?

— Много будешь знать, скоро состаришься, — буркнул контролер, второй сплюнул, и оба они удалились, захлопнув дверь.

Тяжело дыша, Чернов уставился на сокамерника.

Тот приложил палец к губам, прислушиваясь, пока шаги удалялись по коридору.

— Гад, — проговорил Чернов, — какой же ты гад все-таки. Я же тебе как человеку… по дружбе…

— Что случилось, Гриша?

— Настучал на меня, да?

— О чем ты говоришь? — удивился немец, протирая уцелевшие в схватке очки замшей. — Я не понимаю!..

— Не понимаешь!.. Настучал на меня, а теперь не понимает!

Хайнц растерянно глядел на сокамерника.

— Ладно придуриваться, — махнул на него рукой Чернов. — Это ведь ты рассказал следователю про самолет, который я видел…

— Какой самолет? — не понял Кунце.

— Ну я же вчера тебе говорил… Самолет, из которого сержанта раненого выносили…

— А… Ну и что?

— Как это — что? Я только тебе это и рассказывал, а откуда следователь знает?

Кунце улыбнулся соболезнующей улыбкой.

— Гриша, — прошептал он, — неужели ты не понимаешь… здесь же все много радио!..

— В каком смысле?

— В таком! — Кунце сделал жест, обводя рукой стены и потолок. — Как это у русских говорится: и стена имеет ухо.

Чернов даже съежился.

— Ты думаешь? — растерянно переспросил он.

— Я знаю, — со значением отвечал Хайнц.

— Тьфу ты… Я как-то не подумал об этом…

— У тебя неприятности? — осторожно поинтересовался Кунце.

Чернов кивнул:

— По-моему, да. И еще какие…

— А в чем тебя обвиняют?

— Во взятках, что ли… Сам понять не могу. А, — махнул он рукой, — я-то ладно, а вот что с женой будет и с сыном?… Ее же уволить с работы могут, раз муж под подозрением, верно? Она же на таможне, понимаешь?

Он с надеждой поглядел на Кунце, ожидая, что тот начнет опровергать, но Хайнц лишь сокрушенно вздохнул.

— У меня сын школу заканчивает, — грустно сообщил Чернов, — а у нас как считается: если отец в тюрьме, значит, и сын такой же… Никто его на учебу не примет… даже грузчиком не возьмут работать…

— Это не только у вас, это везде так, — сказал Кунце.

— Что же делать?

— Тебе решать, — пожал плечами Хайнц. — Русская полицай хитрая, она все равно заставит сознаться…

— Ты думаешь?

— Я знаю. Всех заставляет и тебя заставит. А если сам сознаешься, может, лучше будет. Быстрее отпустят.

— Так сознаваться ведь не в чем! — с отчаяньем выкрикнул Чернов, понимая, что лефортовское приключение, которое поначалу казалось чем-то несерьезным и легким, начинает принимать, нешуточный оборот. — Я же не виноват ни в чем!

— А ты сказал это следователю?

— Сказал.

— А он что?

Чернов тяжело вздохнул и опустил голову.

— Не поверил, — понимающе произнес Кунце, — они все такие: им говоришь, а они не верят, и еще злятся. Работа у них такая. А жена, значит, у тебя на таможне работает?…

Чернов кивнул.

— Плохо.

— Почему?

— Уволят, — тоном знатока сообщил Хайнц. — Точно уволят.

— Она может в суд подать… за незаконное увольнение…

— И что?… Опять примут на работу? — изумился немец.

Чернов промолчал.

— Везде — одно и то же, — сказал Кунце.

— А у тебя жена есть? — спросил Чернов.

— Нет. Не женился. Не успел.

— Ну, ты молодой еще. Успеешь.

— Есть девушка. Ульрика.

— Красивая?

— Очень.

— У меня тоже жена красивая, — сказал Чернов. — Очень красивая, даже теперь. А когда познакомились!.. Ух, какая была, шла по улице, все оглядывались. С вот такой косой.

— Коса — это хорошо, — кивнул Хайнц.