Частный сыск

Работа — это все же не главное. И пускай оно все горит синим пламенем».

Опустив на рычаги бормочущую голосом матери трубку, Наташа взяла в ладони лицо Виктора и долгим поцелуем прижалась к его горячим губам.

В эту минуту она не вспоминала больше ни мускулистого молодого рыбака из прибрежного поселка, ни даже загадочного и магнетически манящего к себе далекого француза Эжена Леру.

СКУЛЬПТОР

Пракситель не солгал.

Его огромная мастерская, расположенная на городской окраине, на высоком прибрежном утесе, отныне целиком была предоставлена в распоряжение Лидии.

Надо признаться, молодая женщина изрядно уставала, позируя для скульптуры Артемиды. Ей часами приходилось стоять на возвышении без движения в неудобной позе, заведя одну руку за спину, а другую выбросив вперед перед собой.

Пракситель требовал, чтобы Лидия высоко держала голову. Шея при этом должна была быть напряжена и потому к концу дня мучительно ныла.

Впрочем, неудобства искупались заботой и вниманием, с которыми относился к молодой женщине скульптор. Просыпаясь, молодая женщина обнаруживала подле своего ложа до блеска начищенный медный поднос, уставленный всевозможными яствами и свежими фруктами.

Немая старуха, прислуживавшая скульптору и присматривавшая за его жилищем, надежно сохраняла тайну новой обитательницы мастерской.

По вечерам она разводила огонь, чтобы согреть в огромном чане воду для купания, и Лидия с наслаждением опускалась в мраморное углубление в дальнем углу помещения, служившее ей ванной. Она смывала с себя белую каменную крошку, день-деньской сыпавшуюся из-под резца скульптора и набивавшуюся ей в волосы, прилипавшую к телу и раздражавшую глаза.

Потом она натирала кожу благовонными маслами и, расслабленная, откидывалась на мягком ложе и внимательно разглядывала крохотную монетку, извлеченную из складок одеяния.

Однажды вечером Пракситель вошел к ней непривычно сосредоточенный.

Лидия с удивлением заметила, что губы его поджаты, а на лбу пролегла тяжелая морщина.

— Что случилось? — спросила она.

— Ты должна быть мужественной, Лидия.

Она растерянно улыбнулась, пытаясь скрыть замешательство и испуг.

Пракситель впервые говорил с ней таким тоном.

— Я… я не понимаю вас.

— Ты ничего не рассказывала о своей семье…

— Зачем? Вряд ли вас заинтересовала бы история, как мой муж изменял мне с хромым сыном кожевника. С некоторых пор его больше волновали юноши…

— А дети?

— Они стали слишком похожи на мужа — и внешне, и внутренне, я хочу сказать. Даже странно, иногда я смотрю на них и не могу понять: неужели это я родила их? Они кажутся мне чужими. Не знаю, сможете ли вы понять меня…

— Их нет больше, — сурово произнес скульптор.

Лидия удивленно подняла брови.

— Что значит — нет? Неужели муж увез их с острова?…

— Мне трудно говорить тебе это…

Растерянная улыбка покривила губы молодой женщины. До нее начал доходить смысл сказанного Праксителем.

— Я давно не была дома, — торопливо проговорила она, будто спохватившись, — вероятно, мне надо бы сегодня навестить семью. Когда совсем стемнеет, я, пожалуй, решусь на недолгую прогулку по городу…

— Они умерли, Лидия.

— Как… Как это — умерли?

— Вчера ночью неизвестный заколол их во сне. Всех троих. Они не мучились. Они даже ничего не успели понять…

Молодая женщина глядела на собеседника широко открытыми глазами. На лице ее мелко подрагивал мускул.

— Они не мучились, — хрипло повторил Пракситель.

Это была неправда.

Ужасную картину застали соседи, заглянувшие утром в жилище Лидии. На пороге, откинувшись на спину и раскрыв рот в безмолвном крике, застыл обнаженный муж. На груди его зияло несколько глубоких ран. Как видно, перед смертью мужа пытали, стараясь вызнать какой-то секрет, — соседи терялись в догадках, какой именно. Кожа на запястьях была обожжена до мяса, а ноздри вырезаны.

Кроме того, на пальцах правой руки были вырваны ногти.

Девочка лежала в кроватке с туго перевязанным ртом. Кровь запеклась в пустых глазницах.

Мальчика нашли в дальнем углу жилища. Он лежал, свернувшись калачиком, и, казалось, мирно спал. Когда хрупкое тельце приподняли с пола, голова повисла на кусочке кожи.

Кроме того, здесь же был обнаружен изуродованный труп хромого юноши, жившего поблизости и в последнее время, по наблюдениям соседей, часто захаживавшего в этот дом.

Люди терялись в догадках. Даже видавшие виды не могли объяснить причины подобной жестокости.

Злые языки поговаривали, что Лидия была причастна к краже амфоры с золотыми монетами у одного почтенного старого богатея и что это нанятые им убийцы прокрались ночью в ее жилище.

Однако ничего из ценных вещей не пропало.

На полу валялся драгоценный браслет редкостной красоты, который не раз видели на руке Лидии. Кто-то даже решил, что молодая женщина сама побывала здесь в страшную ночь. Но предположение было с возмущением отвергнуто: не могла ведь жена и мать собственными руками расправиться с семьей столь жестоким образом!..

Словом, версий было много, но ни одна не имела подтверждения.

Только старый пастух, услыхав о происшедшем, тяжело кивнул и произнес одно слово:

— Месть.