— И все же. Не легче ли было найти какой-нибудь другой вариант, попроще? Например, закопать трупы в лесу. Ведь рядом с вашим дачным участком есть лес?
— У вас хорошая фантазия, — улыбнулся адвокат Чернова.
— Бобков! — учительским тоном окликнула его Нина Ивановна. — Мне уже надоело называть вашу фамилию!
— Молчу, молчу!..
— Поближе положишь, подальше найдешь, — перефразировал поговорку Григорий.
«Точно, генетическая ошибка. Природа дала сбой и вырыгнула на свет это чудовище…»
— И в последний раз. Вы признаете себя виновным в убийстве Ротова и Бортникова? — Наташа подошла к Чернову.
Она впервые подошла к нему так близко, что при желании он мог бы схватить ее за горло. В этом был элемент какой-то дьявольской игры с судьбой, похожей на ту, когда человек взбирается на крышу шестнадцатиэтажного дома и, балансируя на самом краю, смотрит вниз и думает: «Если сейчас подует ветер, я обязательно упаду». Животный страх, смешанный с величайшим и необъяснимым восторгом… Именно эти чувства испытывала Наташа, встретившись глазами с Григорием. Они смотрели друг на друга… так пристально, так неотрывно, как переглядываются разве что охотник и жертва за мгновение до нажатия на курок. Вот только кто из них кто? Кто настоящий охотник?
Пересохшие губы Чернова чуть разомкнулись и, испустив короткий беззвучный выдох, сомкнулись вновь.
Показалось? А может, ей просто хотелось, чтобы он произнес именно это?
— Что вы сказали? — так же тихо переспросила Наташа.
— Признаю.
Конечно же показалось…
Последняя и самая новая улика, косвенно подтверждавшая виновность Чернова, представляла собой простую формальность, ведь аудио- и видеозаписи не рассматриваются судом как вещественные доказательства. Правда, с одной оговоркой: не рассматриваются в том случае, если эти записи были сделаны не на специально помеченной пленке, с санкции прокурора и специалистами. Как раз сейчас был именно такой случай.
Эту аудиокассету подкинули адвокату майора Ярошенко. И кассетка эта была весьма любопытная. Всего лишь двадцать две секунды записи поганенького качества. Но в эти двадцать две секунды уложилось очень многое.
Теперь, после проведенной экспертизы, ее подлинность не вызывала сомнений. Единственное, что до сих пор оставалось загадкой: кто делал запись, где это происходило и с какой целью?
Впрочем, Наташа почти не сомневалась, что это была работа самого Ярошенко. Вероятно, он все-таки знал, что Чернов по совместительству являлся и Хлыстом, а потому на всякий случай решил подстраховаться. Доказать это пока не удалось, но это не так уж и важно.
Неожиданно выяснилось, что в зале суда нет воспроизводящего устройства. На поиски магнитофона послали кого-то из обслуги, и примерно через час на судейский стол была взгромождена допотопная бандура величиной с чемодан.
Из хрипловатых, забитых вековой пылью динамиков вырвался голос. Голос нервный, беспокойный, немного задыхающийся. Это был голос Григория Чернова. Голоса собеседника слышно не было.
«Кто-кто… Известно кто. Я узнал, что ты просишь тебе прибавить, конечно. Страшная штука… Только не вздумай плюнуть на все и бежать куда глаза глядят… Мало тебе? А я так думаю, если воровать — везде хлебное место… Я пристрелил. Я убил, понимаешь? И так будет с каждым…»
Наташа искоса следила за Черновым. Его безучастное прежде лицо вдруг вытянулось, напряглось, сделалось мертвенно-бледным.
Пленку не успели дослушать до самого конца — ее безжалостно сжевал изголодавшийся за долгие годы простоя магнитофонный мастодонт. Хорошо еще, что это был дубликат, а не оригинал.
— Перерыв до десяти часов завтрашнего дня! — грохнула молоточком Нина Ивановна.
СЕМЬЯ
Автобус с шумом распахнул двери, и волна пассажиров хлынула с подножек на оледеневший тротуар.
Наташа поскользнулась и наверняка упала бы в сугроб, если бы ее не подхватил молодой мужчина, так вовремя оказавшийся поблизости.
— Спасибо, — пробормотала она.
— Наши улицы не приспособлены для прогулок хорошеньких одиноких девушек, — с улыбкой сказал он. — Может, вы позволите мне проводить вас?…
— Благодарю, тут совсем рядом…
— «Благодарю, да» или «Благодарю, нет»?
— Благодарю, нет, — твердо ответила Наташа и заспешила прочь.
Молодой человек, покачивая головой, глядел ей вслед.
Она завернула за угол дома и услыхала веселое детское повизгивание. За узорным забором у веранд детского садика копошилась малышня и чинно вышагивали воспитательницы с каменными лицами.
— Я за Инночкой Клюевой, — сообщила Наташа. — Я — ее мама.
— Клюева! — зычно гаркнула воспитательница, похожая на гренадера, только что оставившего военную службу и едва успевшего сбрить усы. — Дети, куда подевалась Клюева?
Малыши, бросив игрушечные лопатки, дружно поглядели на свою наставницу.
— Я спрашиваю: вы не видели Клюеву? — продолжала допытываться гренадер с отсутствующим видом. Затем она обернулась к Наташе: — Что на ней было надето?
— Шубка, сиреневые варежки и такого же цвета пушистая шапочка… — растерянно пробормотала Наташа, испытывая нечто вроде посасывания под ложечкой.