— Смею сказать, тетушка, которую мы сейчас навещаем, иногда просит именно этого, — ответила Тапенс. — Я про мисс Фэншо, — добавила она.
— Ах, мисс Фэншо, — сказала старушка. — Да, да.
Видно было, что ей очень хочется сказать что-то еще, и Тапенс ее подбодрила:
— Думаю, она здесь всех здорово допекает. Всегда умела это делать.
— О да, действительно. У меня у самой когда-то была тетушка, и знаете, ну вылитая мисс Фэншо, особенно в старости. Но мы все ее очень любим. При желании она может быть очень даже забавной. Особенно, когда рассуждает о персонале.
— Да, вероятно, — согласилась Тапенс и задумалась, пытаясь представить тетю Аду в этом новом свете.
— А в общем, на редкость ядовитая дама, — неожиданно заключила старушка. — Между прочим, моя фамилия Ланкастер. Миссис Ланкастер.
— А моя — Бересфорд, — сказала Тапенс.
— Признаться, время от времени толика злости идет человеку на пользу. Вы бы послушали, что она говорит иногда про других здешних постояльцев. Уж так их распишет… Вроде бы и грешно смеяться, а все равно смеешься.
— Вы давно здесь?
— Да уж прилично. Дайте-ка сообразить… семь… нет, восемь лет. Да-да, должно быть, больше восьми лет. — Она вздохнула. — В конце концов теряешь всякую связь с событиями, да и с людьми тоже. Понимаете, все мои родственники — те, что еще остались, живут за границей.
— Как это, должно быть, грустно, — вздохнула Тапенс.
— Вот уж ничуть. Мне они абсолютно безразличны. Правду сказать, я не очень-то хорошо их и знала. Я ведь, знаете, постоянно хворала, и довольно сильно, и была одна-одинешенька на всем белом свете. Вот они и решили, что мне лучше будет пожить здесь. Я думаю, мне очень повезло. Здесь все такие добрые и внимательные. А какой чудный сад! Я ведь и сама понимаю, что одной мне пришлось бы худо. Временами я, знаете, совершенно теряюсь. Ну просто совершенно. — Она постучала себя по лбу. — В голове все как-то путается, смешивается… Я даже не всегда помню, что тогда делаю.
— Сочувствую, — отозвалась Тапенс. — Но, наверное, нет такого человека, у которого бы ничего не болело, правда?
— Некоторые недуги доставляют очень много неприятностей. У нас тут есть две женщины с ревматическим артритом. Бедняжки ужасно страдают. Так что, думаю, путаться в людях и временах еще не самое страшное. Во всяком случае, это не причиняет боли.
— Да, конечно, — согласилась Тапенс.
Дверь отворилась, и вошла девушка в белом халате с небольшим подносом, на котором стояли кофейник и блюдце с печеньем. Она поставила поднос перед Тапенс.
— Мисс Паккард подумала, что вам, возможно, захочется кофе, — сказала она.
— О, спасибо, — поблагодарила Тапенс.
Девушка вышла, и миссис Ланкастер сказала:
— Ну вот, видите? Видите, какие заботливые?
— Да, в самом деле.
Тапенс налила себе кофе и стала пить. Некоторое время они сидели молча. Тапенс предложила старушке печенье, но та покачала головой.
— Нет уж, спасибо, дорогая. Я, пожалуй, воздержусь.
Старушка отставила опустевший стакан, откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Тапенс решила, что в это время дня она, наверное, привыкла дремать, и хранила молчание. Неожиданно миссис Ланкастер вздрогнула и уставилась на Тапенс широко открытыми глазами.
— Вижу, вы все смотрите на камин, — сказала она.
— Я?! — слегка опешила Тапенс.
— Да. Я еще подумала… — Она подалась вперед и понизила голос: — Простите меня… Так, значит, это было ваше дитя?
Тапенс замялась.
— Я… нет, вряд ли, — ответила она.
— А то я все гадала. Не потому ли, думаю, вы сюда приехали… Кто-то же должен в конце концов приехать. Ну, значит, еще приедут. Просто вы так смотрели на камин… Оно ведь, знаете, как раз там…
— О-о, — протянула Тапенс. — Неужели?
— И всегда в то же самое время, — тихим голосом продолжала миссис Ланкастер. — В тот же самый час. — Она подняла глаза к часам на каминной полке, и Тапенс невольно посмотрела туда же. — В десять минут двенадцатого, — сказала миссис Ланкастер. — Всегда в десять минут двенадцатого. Каждое утро. — Она вздохнула. — Но никто не верит. Я рассказала всем, но они упорно не желают мне верить!
В этот миг дверь открылась и вошел Томми. Тапенс поспешно встала.
— До свидания, миссис Ланкастер. Ну как, хорошо поговорили? — спросила она Томми, когда они вышли в холл.
— После твоего ухода, — ответил Томми, — я словно побывал в горящем доме…
— Я, похоже, не особенно ей понравилась? — сказала Тапенс. — В некотором роде это даже лестно.
— Что именно?
— Ну, в моем-то возрасте, — сказала Тапенс, — и при моей чопорной и унылой внешности принять меня за легкомысленную женщину, чуть ли не секс-бомбу… Лестно.
— Дурочка, — сказал Томми, ласково ущипнув ее за руку. — А с кем ты сейчас болтала? С виду очень милая старушка.
— Она и впрямь очень милая, — сказала Тапенс. — Можно даже сказать, славная, но, боюсь, совершенно чокнутая.
— Чокнутая?
— Ага. Похоже, она думает, что за камином лежит мертвое дитя или что-то в этом роде. Спросила, не мое ли.
— Не слишком приятно, — заметил Томми. — Похоже, возраст не единственная причина, по которой сюда попадают. И все же она показалась мне очень славной.