Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин

— Ну, собственно говоря, — сказала тетушка Ада, слегка недовольная тем, что теряет свои позиции, — доктором и оказался. Но ведь по нему-то этого не видно! Появился тут… Приехал на какой-то машине, и при нем была эта маленькая черная коробочка, которую таскают доктора, чтобы мерить давление и все такое. Очень, кстати, похожа на волшебный ящик, который наделал когда-то столько шума. Ну да не о том речь. Речь о том, что стоит любому проходимцу прийти сюда и заявить, будто он доктор, как все сиделки тут же начнут глупо улыбаться, хихикать, и говорить «да, доктор, разумеется, доктор», и стоять по стойке «смирно», кретинки несчастные! А если пациентка будет божиться, что сроду не видела этого человека, попросту скажут, что у нее склероз. А я никогда не забываю ни одного лица, — твердо заявила тетушка Ада. — Никогда. Кстати, как твоя тетушка Каролина? Давненько не получала от нее известий. Ты ее видишь?

Томми виновато объяснил, что тетя Каролина вот уже пятнадцать лет как умерла. Тетя Ада приняла сообщение о ее кончине совершенно бесстрастно. В конце концов, тетя Каролина приходилась ей всего лишь двоюродной сестрой.

— Все умирают и умирают, — с удовлетворением заявила она. — Никакой жизненной силы. Вот в чем их беда. Тут тебе и слабое сердце, и коронарный тромбоз, и высокое давление, и хронический бронхит, и ревматоидный артрит — да мало ли всяких болячек на свете. Хилый народец, все как один. Вот так доктора и зарабатывают себе на пропитание. Пичкают их пилюлями. Желтые пилюли, розовые пилюли, зеленые пилюли — я бы не удивилась и черным. У-ф-ф! Сера и патока — вот чем пользовали во времена моей бабушки. Готова поспорить, что эта штука будет не хуже любого другого снадобья. Как только вставал выбор — выздоравливать или пить патоку с серой, — все почитали за благо тут же вскочить на ноги. — Она удовлетворенно кивнула. — Докторам вообще нельзя доверять, а уж их новым лекарствам тем более… Поговаривают, здесь участились случаи отравления. Ну, чтобы продавать потом сердца, как мне объяснили. Не думаю, впрочем, что мисс Паккард допустила бы такое безобразие…

Мисс Паккард извиняясь проводила Тапенс в холл.

— Мне очень жаль, миссис Бересфорд, но вы же знаете стариков… Если уж они кого-то невзлюбят, ничего с этим не поделаешь.

— Трудно, наверное, управлять таким заведением, — заметила Тапенс.

— Да нет, что вы! — отвечала мисс Паккард. — Я даже получаю от этого удовольствие. И потом, я ведь их всех люблю. Знаете, постепенно начинаешь любить людей, за которыми тебе приходится присматривать. Я хочу сказать, у них, конечно, есть свои прихоти и причуды, но с этим легко справиться, если знаешь как.

Тапенс подумала про себя, что мисс Паккард это определенно знает.

— Они ведь как дети, право, — снисходительно продолжала мисс Паккард. — Только дети гораздо смышленее, отчего с ними порой трудно. Эти же понимают совсем мало; им просто хочется, чтобы их утешили и сказали именно то, что они хотят услышать. После этого они опять некоторое время счастливы. А персонал у нас очень хороший. Я нарочно подбирала людей терпеливых, добрых и не слишком умных, поскольку умники обычно с гонором. Да, мисс Донован, что у вас? — Она повернулась в сторону сбежавшей по лестнице молодой женщины в пенсне.

— Снова миссис Локкетт! Говорит, что умирает, и требует немедленно позвать доктора.

— А-а, — невозмутимо произнесла мисс Паккард. — И от чего же она умирает на этот раз?

— От грибов, которые ела вчера на ужин. Говорит, они были отравленные.

— Это уже что-то новенькое, — сказала мисс Паккард. — Пожалуй, схожу поговорю с ней. Очень жаль оставлять вас, миссис Бересфорд. В читальне вы найдете журналы и газеты.

— Ну что вы, не беспокойтесь, — ответила Тапенс.

Читальня оказалась уютной комнаткой с выходом в сад через балконные двери. Всюду стояли кресла, а на столах — вазы с цветами. На тянувшейся вдоль стены полке вперемешку стояли современные романы, книги о путешествиях и романы из серии «Любимые литературные произведения» на случай, если обитателям дома захочется вспомнить молодость. На столике лежали журналы.

Сейчас в комнате находилась всего одна посетительница — старушка с седыми зачесанными назад волосами. Она сидела в кресле со стаканом молока в руках. У нее было симпатичное бледно-розовое лицо, и она дружелюбно улыбалась Тапенс.

— Доброе утро, — сказала она. — Вы приехали сюда жить или кого-нибудь навещаете?

— Навещаю, — ответила Тапенс. — У меня здесь тетушка. Сейчас у нее мой муж. Решили, знаете, что ей тяжело будет общаться сразу с обоими.

— Весьма благоразумно, — похвалила старушка, осторожно пробуя молоко на вкус. — Интересно… да нет, наверное, мне показалось. А вы ничего не хотите? Чаю или, может быть, кофе? Давайте я позвоню. Тут же прибегут, вот увидите.

— Нет-нет, спасибо, — ответила Тапенс.

— Может, стакан молока? Сегодня оно, кажется, не отравлено.

— Нет-нет, ничего не надо. Мы скоро уезжаем.

— Ну, если вы действительно не хотите… Это не доставило бы никаких хлопот. Здесь народ ко всему привычный. Разве что попросишь чего-нибудь совершенно уж невозможного.