Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин

— Я ваш племянник Томас Бересфорд, — сообщил Томми, протягивая тетушке коробку. — Вот… принес вам конфет… шоколадных.

— Нечего ко мне подъезжать, — сказала тетушка Ада. — Знаю я вас. Соврете — недорого возьмете. А это что за женщина? — Она с отвращением оглядела миссис Бересфорд.

— Я Пруденс, — ответила миссис Бересфорд. — Ваша племянница.

— Пруденс… Дурацкое имя, — заявила тетушка Ада. — Больше подходит для горничной[124]. Помню, горничную моего двоюродного дедушки Мэттью звали Утешение. А служанку — Возрадуйся Господу. Методистом[125] он был. Только моя тетушка Фэнни быстро положила этому конец. Заявила, что в ее доме прислугу могут звать только Ребекками.

— Я принесла вам розы, — сказала Тапенс.

— Тут больной человек, а вы притащили цветы. Они же заберут весь кислород!

— Я поставлю их в вазу? — предложила мисс Паккард.

— Как бы не так. Уж вам бы следовало знать, что все равно выйдет по-моему.

— Вы в отличной форме, тетушка Ада, — проговорил мистер Бересфорд. — Я бы даже сказал, в превосходной.

— А вас, мил человек, я уже раскусила, можете не сомневаться. С чего это вы решили притвориться моим племянником? Как, говорите, ваше имя? Томас?

— Да, Томас. Или Томми.

— Сроду о таком не слыхала, — отрезала тетушка Ада. — У меня был всего один племянник, и звали его Уильям. Но в последнюю войну[126] он погиб. Оно и к лучшему. Останься он жить, все равно бы из него ничего не вышло. Я устала, — заявила вдруг тетя Ада, откидываясь на подушки и поворачивая голову к мисс Паккард. — Уведите их. Вы не должны допускать ко мне посторонних.

— Я полагала, их визит взбодрит вас, — невозмутимо ответила мисс Паккард.

Тетушка Ада издала басовый звук, означающий безудержное веселье.

— Ну что ж, — бодро заговорила Тапенс, — мы уходим. Розы я оставлю. На случай, если вы передумаете. Пойдем, Томми, — и Тапенс повернулась к двери.

— Что ж, тетушка Ада, до свидания, — сказал Томми. — Жаль, конечно, что вы меня не помните.

Тетушка Ада молчала. Тапенс и мисс Паккард направились к двери, и Томми двинулся следом.

— Вернись, ты, — повысив голос, неожиданно сказала тетушка Ада. — Я отлично тебя знаю. Ты Томас. Только раньше ты был рыжим. В точности, как морковка. Ты стой. С тобой я еще поговорю, а вот эта женщина мне тут не нужна. И зачем ты пытаешься выдать ее за свою жену? Тебе бы не следовало приводить сюда подобных женщин. Я их за милю чую. Подойди, сядь вон в то кресло и расскажи мне о своей матери. А ты пошла! — тетя Ада повернулась к Тапенс, которая мялась в дверях, и брезгливо махнула рукой.

Тапенс поспешно удалилась.

— Это у нее бывает, — невозмутимо сказала мисс Паккард, когда они спускались по лестнице. — А иногда, представьте, сама любезность. Вам, конечно же, трудно в это поверить.

Томми сел в указанное ему тетушкой Адой кресло и кротко заметил, что о матери ему рассказывать особенно нечего, поскольку та умерла почти сорок лет назад. Это заявление совершенно не тронуло тетушку Аду.

— Подумать только, — сказала она. — Неужто так давно? Ну, время и летит… — Она окинула племянника задумчивым взглядом. — Почему ты не женишься? — спросила она. — Подыщи себе какую-нибудь милую женщину, которая бы за тобой ухаживала. Ты же стареешь. В твоем возрасте уже не к лицу якшаться с блудницами и таскать их сюда в качестве жены.

— Похоже, в следующий раз мне придется заставить Тапенс прихватить с собой брачное свидетельство.

— Так, значит, ты сделал из нее честную женщину? — спросила тетушка Ада.

— Мы женаты тридцать с лишним лет, — сказал Томми. — У нас есть сын и дочь, и они тоже уже женаты.

— Беда в том, — искусно вывернулась тетушка Ада, — что мне никто ничего не рассказывает. Если бы ты считал нужным держать меня в курсе событий…

Томми вдруг вспомнил, что как-то однажды Тапенс ему сказала: «Если кто-то в возрасте старше шестидесяти пяти лет находит у тебя недостатки, — сказала она, — никогда не спорь. Даже и не пытайся. Сразу же извинись, скажи, что виноват, очень сожалеешь и больше никогда в жизни не будешь так делать».

Его вдруг осенило, что именно этой тактики и надо придерживаться с тетушкой Адой.

— Весьма сожалею, тетушка Ада, — сказал он. — Боюсь, с возрастом я действительно стал жутко забывчивым. Не у каждого же, — не моргнув глазом, продолжал он, — такая удивительная память, как у вас.

Тетушка Ада самодовольно ухмыльнулась — иначе и не скажешь.

— Тут ты прав, — согласилась она. — Прости за такой прием: не люблю, когда навязываются. В этом доме никому нельзя верить. Пускают кого угодно, все равно кого. Если бы я принимала всех этих самозванцев, меня бы уже давно ограбили или убили прямо в постели.

— Ну, это вы все же хватили, — возразил Томми.

— Как знать, — отвечала тетушка Ада. — Стоит почитать газеты или послушать людей. Не то чтобы я верила всему, что говорят, но ухо держу востро. Поверишь ли, намедни привели сюда незнакомого мужчину — сроду его не видела. Доктором Уильямсом назвался. Доктор Марри, мол, в отпуске, вот он его и заменяет. И что, скажи на милость, я должна была поверить ему на слово?

— И кем же он оказался на самом деле?