Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война

Напротив, в американских СМИ поверхностная и примитивная версия концепции Фукуямы настолько вездесуща, что ее слабые места не только не становятся объектом анализа и критики, но даже редко замечаются. Классическим и одновременно типичным примером этого можно считать одну статью в The Washington Post 1996 года. Она была посвящена Армении, но в ней использовалась совершенно идентичная формулировка по отношению ко всем бывшим коммунистическим странам, в которых были предприняты «реформы». Автор писал, что Армения «после советского правления и войны с Азербайджаном возвращается, хотя и со всё нарастающими страданиями, на путь свободного рынка и демократии»¹³.

Отвлечемся от поистине ужасного подтекста этой неоднозначной метафоры и обратимся к ее непосредственному содержанию (ведь, что вы будете делать в конечном итоге, если на пути к чему-либо ваши страдания лишь усиливаются, – спрячетесь за деревом?). Автор приведенного высказывания ухитряется использовать в нем по меньшей мере четыре случайные идеологические посылки сомнительного характера. Во-первых, речь идет о религиозно-мистической образности, связанной с метафорой «пути» (path), наводящей на мысль о духовных исканиях, паломничествах, приключениях и погонях за каким-нибудь Священным граалем. Следует подчеркнуть, что, за исключением редких революционных моментов, использование религиозных метафор для политических процессов обычно является ошибкой. Везде и почти всегда главным делом политиков является собственно политика: это процесс, посредством которого люди пытаются приобрести и удержать некоторую форму власти, богатство, проистекающее из этой власти, или же власть для защиты богатства. Все мы интуитивно об этом знаем, глядя на наших собственных политиков. Однако слишком часто, говоря о других странах, мы допускаем, что в них политические процессы отчего-то в гораздо большей степени приводятся в действие идеологическими «исканиями».

Во-вторых, в процитированном отрывке религиозная метафора, подразумевающая благородство и величие цели, усиливается органической метафорой «нарастающих страданий» (growing pains), предполагающей неизбежный и научно предопределенный процесс, посредством которого жизнь, если она не «обрывается» искусственно, развивается в соответствии с жестко установленными правилами в направлении неминуемого конца. (Конечно, довольно комично, что этим концом является смерть, хотя автор явно имел в виду не это.) В действительности государства и нации, хотя они и могут развиваться в некотором смысле органически, не подражают в этом отдельно взятым живым организмам. Скорее, они напоминают комплексные экосистемы, в которых изменение одного элемента непредсказуемо влияет на остальные и так далее до тех пор, пока в конечном итоге не трансформируется вся система.

Третья посылка высказывания заключается в следующем: пока данный органический процесс не был временно прерван советской властью, Армения и другие страны Закавказья действительно следовали по указанному пути к «демократии и свободному рынку». Это справедливо по отношению к Эстонии и Латвии, а возможно, и к Грузии, но в случае с Арменией и другими территориями их подлинная история до присоединения к СССР и идеология их ведущих националистических партий не дают подобной уверенности.

Наконец, весь процитированный пассаж и рассматриваемый подход характеризуются однолинейностью взгляда. Там говорится о единственно возможном пути (the path) к демократии (очевидно, речь об определенной ее форме, уже зафиксированной и полностью понятой) и о единственно возможном свободном рынке (the free market). На данный момент не может быть сомнений в том, что тенденции к модернизации и глобализации в экономике вообще и в американской культуре ведут к определенной гомогенизации человеческого сообщества. Верно также, что условно свободные выборы теперь стали повсеместным явлением. Но наравне с этими утверждениями совершенно очевидно и следующее: способ функционирования капиталистических систем и их подверженность влиянию со стороны других государств невероятно меняются от страны к стране¹⁴. Аналогичным образом отличаются друг от друга и те самые пути развития капитализма в разных странах. Кроме того, на всякую подлинно «свободную» избирательную систему (что бы в данном контексте реально ни значило слово «свободный») найдется другая система, где результат выборов тем или иным способом фальсифицируется, покупается, управляется, стимулируется или формируется в соответствии с местными моделями и традициями. Конечно, столь же верно, что на каждое подлинно успешное капиталистическое государство приходится два или три таких, где на протяжении многих десятилетий прогресс оказался прерывистым или двусмысленным, особенно если речь идет о массе населения. В таких государствах сегодняшнего мира, как Египет, Мексика или Пакистан, нет ничего «ненормального».