Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война

Главным образом эта книга – а также, я бы сказал, большинство самих фактов – ставит под сомнение три тесно взаимосвязанных и крайне влиятельных направления западной мысли по поводу России. Первое из них ассоциируется прежде всего с профессором Ричардом Пайпсом (недавно он, кажется, изменил свою позицию, и теперь, как представляется, признает, что судьба России может быть неуникальной и сопоставимой с судьбой, например, различных латиноамериканских стран), но имеет широкое распространение в академических, журналистских и правительственных кругах. Представители этого направления усматривают глубокую преемственность, характерную и, возможно, ставшую определяющим фактором для всего хода российской истории от средних веков до царской империи, СССР и постсоветского настоящего. Второе направление, которое в значительной степени происходит от первого, рассматривает русских и русскую культуру как глубоко, извечно и первозданно империалистические, агрессивные и экспансионистские феномены.

Третье направление кажется абсолютно противоположным первым двум, но в действительности часто играет им на руку. Речь идет о подходе, характерном для наиболее оптимистичных западных экономических комментаторов событий в России, таких как Андерс Ослунд и Ричард Лейард, которые отрицают, что русская история и особенные характеристики современной России имеют первостепенную значимость, когда дело касается природы и прогресса российских реформ. Напротив, они утверждают, что Россия вполне встала на путь превращения в «нормальную» страну. Голоса многих из них после августа 1998 года примечательным образом притихли, что демонстрирует тщетность их надежд, однако в предшествующие годы в значительной части западных исследований преобладал именно их подход.

Проанализируем эти подходы поочередно. В своей статье 1996 года профессор Пайпс писал о явно устойчивой и неизменной «российской политической культуре», следствием которой стали как принятие ленинистской формы марксизма в 1917 году, так и проблемы российской демократии в 1996 году – как будто эта культура не изменилась за последние 80 лет, а голосование обычных россиян за коммунистов в 1996 году было мотивировано теми же настроениями, которые двигали ленинской Красной гвардией³.

Подобный подход ведет к крайне скептическому отношению к способности России когда-нибудь стать «нормальной» страной – «нормальной», разумеется, в смысле страны, расположенной в северо-западной части Северного полушария последней четверти XX века.

Пайпс также не делает различия между коммунистами и «националистами» (под которыми он, надо полагать, подразумевает генерала Лебедя), «поскольку и те и другие желают отвоевать утраченную империю». Похоже, что их разные представления об экономической политике и различное отношение к частной собственности для Пайпса попросту не являются теми аспектами, которые следует принимать во внимание, когда в дело вступают подобные первозданные этнические силы.

Представление о втором из указанных направлений, адепты которого уверены в исключительности (причем вредоносной), России, можно составить по следующему высказыванию профессора Ариэля Коэна: «Неосмотрительно отрицать или забывать тысячелетнюю русскую историю. Она наполнена войнами за расширение империи, русификацией этнических меньшинств и абсолютистским, авторитарным и тоталитарным правлением»⁴. (Разумеется, ни США, ни любая другая западная страна никогда не занимались экспансией, не завоевывали коренные народы или не навязывали им свои язык и культуру, либо сами не находились под властью авторитарных режимов.)

Эта ошибка историков, а также ошибочное представление о российской уникальности часто сопровождались склонностью преувеличивать сначала советскую, а теперь и российскую военную мощь. В США эта тенденция ассоциируется с многочисленными «аналитиками», а фактически и с ныне почти полностью дискредитированным изображением Советского Союза, созданным ЦРУ в 1980-х годах при Уильяме Кейси и Роберте Гейтсе⁵.

В самом грубом виде подобное отношение может принимать истинно расистские формы, как, скажем, в высказывании американского консервативного колумниста Джорджа Уилла: «Экспансионизм присутствует у русских в ДНК»⁶. Или же в словах Питера Родмена[10]: «Единственная потенциальная проблема великих держав в связи с безопасностью в Центральной Европе – это удлиняющаяся тень русской силы, и задача НАТО – создать для нее противовес. Россия – это природная стихия, и всё это неизбежно»⁷. Тон подобных высказываний отчасти объясняется тем влиянием, которое имеют в Америке этнические меньшинства из бывшей Российской империи, сохранившие горькие воспоминания о былом угнетении, а следовательно, и глубокую, устойчивую и, похоже, неизменную ненависть к России и русским.