Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война

Однако подобная картина чрезвычайно характерна для политических элит многих «развивающихся» стран, а поскольку в сегодняшней России речь в некотором смысле идет об элите традиционного латиноамериканского «компрадорского» типа (хотя и, разумеется, со специфическими постсоветскими особенностями), большая часть благосостояния которой зависит от контроля над государством для вытягивания льготных кредитов, разрешений на экспорт сырья и уклонения от налогов, эта элита может легко сыграть ключевую – и при этом вредоносную – роль в выхолащивании созидательного экономического роста.

Падение мировых цен на нефть в 1997–1998 годах и жестокий ущерб, понесенный российскими банками вслед за дефолтом в августе 1998 года, подорвали позиции некоторых ведущих магнатов. Как представляется, эти лица едва ли вновь будут играть ту же доминирующую роль, что и при Ельцине. Вместо этого власть в России в течение значительного времени, вероятно, вскоре будет распределена среди более широкого круга различных олигархов (прежде всего региональных) и патронажных групп. Однако я уверен, что сама суть компрадорской природы нового государства и его элит останется неизменной.

Очевидно, наиболее важным для будущего России является вопрос, станут ли россияне бесконечно терпеть правление подобных элит. Доселе, даже несмотря на сокрушительность последствий августа 1998 года для чаяний экономического прогресса, россияне оставались поразительно пассивны, и, хотя ситуация может измениться, если в Россию вернется гиперинфляция (что представляется вероятным), непохоже, чтобы это произошло в масштабе, который создаст угрозу новому государственному порядку. Это не означает, что (как, например, в прошлом в Латинской Америке) ближайшие годы в России пройдут без масштабных беспорядков, силового оспаривания итогов выборов, военных протестов и даже, возможно, государственного переворота. Однако представляется, что все эти события будут отражать соперничество между элитами, а не вовлеченность масс или попытки изменить всю систему

Анализируя причины политической пассивности большинства обычных россиян, я склонен допускать, что верным ракурсом для восприятия сегодняшней России и мира в целом может служить представление Фрэнсиса Фукуямы о триумфе либеральной демократии в современных обществах, – но лишь в том случае, если обильно приправить его идеи смесью из взглядов Антонио Грамши, исторического опыта и простого исторического здравого смысла.

Вторичным для мировой политики, но при этом имеющим огромный интерес как для военных, так и для антропологов, является – либо должен являться – вопрос о природе наземной войны и характере чеченского сопротивления. Если оставить в стороне слабость России, то победа чеченцев при столь огромном неравенстве в силах является выдающимся моментом в военной истории, несущим в себе уроки, которые следует усвоить в столь различных сферах, как военная антропология, национальная мобилизация, ограниченность эффективности применения военно-воздушных сил, природа боевых действий в городских условиях и, конечно же, природа войны как таковой.

Победа чеченских сепаратистских сил над Россией стала одним из величайших эпических примеров сопротивления колонизаторам в XX веке. Будет ли она сопоставима по своим историческим последствиям с битвой при Дьенбьенфу[3] или победой Фронта национального освобождения[4] в Алжире, зависит от того, как будут развиваться события в России. Однако в плане подлинных военных достижений чеченцы уже сравнялись с Вьетконгом, а полковник Аслан Масхадов заслужил право стоять в одном ряду с генералом Зяпом[5] как командир редкого и оригинального дарования, и это делает еще более трагичной его неспособность обеспечить стабильность или эффективное государственное управление в послевоенной Чечне.

Я остановился на этих вопросах столь подробно, потому что в течение года, проведенного в Вашингтоне, я все более поражался тому, как мало сегодняшних американских военных аналитиков и советников имеют личный опыт участия в боевых действиях или хотя бы опыт солдатской службы и командования солдатами, а еще меньше из них, разумеется, сами попадали под длительные и тяжелые воздушные бомбардировки. В частности, многие из них совершенно не понимают изнутри те факторы, которые заставляют конкретных солдат сражаться или же спасаться бегством, а также общую природу боевого духа (morale). Это приводит к искажениям в их аналитических исследованиях, что имеет потенциально серьезные последствия для западной политики.