Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война

Чеченская война также имеет значение и представляет интерес для историков, причем не только для специалистов по Советскому Союзу и России, поскольку эта война включала в себя столкновение, эпохальное по своим последствиям, между двумя совершенно разными нациями, которые можно рассматривать как воплощение двух сил, противостоявших друг другу с самого начала зафиксированной человеческой истории. Русские, чья национальная идентичность долгое время была сосредоточена в ряде бюрократических государств, столкнулись с чеченцами, едва ли вообще имевшими в своей истории государственную организацию и своими грозными воинскими качествами обязанными не государственному устройству, а специфическим этническим традициям. На улицах Грозного деморализованные призывные армии Вавилона под командованием не воинов, а придворных евнухов и коррумпированных чиновников, под образами богов, демонстративно от них отвернувшихся, потерпели новое поражение от племен, спустившихся с гор.

Чтобы найти исторические параллели триумфу столь, казалось бы, «неорганизованных», «примитивных» сил над современной европейской армией, следует обратиться к поражению итальянцев от эфиопов при Адуа[6], или испанцев от марокканцев при Анвале[7], или даже к победам краснокожих над британцами или американцами.

С одной стороны, конечно, это многое говорит о российской армии – ведь если сегодня она не превосходит итальянскую или испанскую армию вековой давности, то мировой военный порядок и в самом деле перевернулся с ног на голову. Но, с другой стороны, чеченская победа свидетельствует об экстраординарных воинских качествах и боевом духе, которые являются частью чеченской традиции, подвергшейся влиянию событий XX века.

Подчеркивая впечатляющую природу чеченской победы, следует также отметить небольшую численность самих чеченцев и вооруженных сил сепаратистов. Посчитаем: возможно, если не брать в расчет штурм Грозного российскими войсками в начале войны и чеченское контрнаступление в августе 1996 года, когда чеченские силы в Грозном и других местах могли составлять до 6 тысяч человек, численность боровшихся за независимость с чеченской стороны, согласно наиболее распространенной оценке, никогда не превышала 3 тысяч фактически действовавших единовременно бойцов – тогда как с российской стороны численность бойцов превосходила их, быть может, пятнадцатикратно. Конечно, общая численность чеченцев, которые сражались нерегулярно, была гораздо больше. Тем не менее в большинстве сражений федеральные силы имели куда более значительное численное преимущество, чем было у французов и американцев в Индокитае, у французов в Алжире или, кстати сказать, у советских сил в Афганистане. Более того, территория Чечни площадью примерно 6 тысяч квадратных миль (исключая Ингушетию) – это лишь небольшая часть площади перечисленных стран. Для сравнения можно представить, будто вся Вьетнамская война велась на территории провинции Хюэ[8] – и американские вооруженные силы всё равно потерпели поражение.

Кроме того, обычная проблема армий, воюющих против «примитивного» врага или партизан – от римских легионов до американских рейнджеров, – заключается в том, чтобы заставить врага сражаться на одном месте. По выражению полковника сэра Чарльза Коллуэлла, «тактика благоприятствует регулярной армии, тогда как стратегия – неприятелю, следовательно, задача заключается в том, чтобы сражаться, а не маневрировать»². Чеченцы приняли этот вызов – и разбили российскую регулярную армию, причем «по правилам» (fair and square). Поэтому их триумф является напоминанием о том, что, поскольку для отдельного сражающегося солдата война очень часто сводится к проверке его духа и моральных устоев, победа «цивилизованной» и «современной» стороны никогда не является само собой разумеющейся. И в будущем еще найдется место для новых поражений, таких как при Адуа и Литтл Бигхорне[9].

Таким образом, в задачи книги входит, с одной стороны, обозначить это «столкновение цивилизаций», а с другой – сделать небольшой, но, надеюсь, полезный вклад в продолжающуюся академическую дискуссию о происхождении наций и национализма. Если говорить начистоту, то, сохраняя, как я надеюсь, надлежащую исследовательскую и журналистскую объективность, я также хотел выразить почтение храбрости и стойкости чеченского народа, которым я начал глубоко восхищаться.

* * *