Чего мужчины не знают

– Эта женщина стояла непоколебимая, как скала и принимала на себя всю вину своего мужа. Ты никогда бы не поверила, что в подобном жалком существе мог скрываться такой запас энергии и самопожертвования. Она все время держалась, и тут вдруг почва была вышиблена у нее из под ног.

Он помолчал и снова постучал по стеклу около самой головы Лао-Тзе.

– Какое скотство – ревность! – сказал он.

– Ты к ней относишься пренебрежительно, – заметила Mapианна, испытующе глядя на него.

– Это каннибализм – способ цивилизованных людей питаться человеческим мясом.

– Разве ты никогда не ревнуешь, Курт? Честное слово, никогда?

Прошло некоторое время, прежде чем судья ответил.

– Быть может, иногда, – сказал он наконец. Иногда, когда ты слишком явно показываешь, что предпочитаешь Эвелину мне.

Он сразу же пожалел о вырвавшихся у него словах.

– Я спрашиваю не о том ревнуешь ли ты меня, – быстро, с оттенком горечи сказала Марианна. Я спрашиваю о том, ревнуешь ли ты свою жену?

– О….. Эвелину… – с улыбкой сказал Дросте. Эвелина не подходящий объект для ревности.

Марианна странно взглянула на него и протянула ему сигаретки. Дросте почувствовал, что у него звенит в ушах, как всегда в минуты усталости.

«Может быть я действительно смогу заснуть», – с облегчением подумал он. Он бессознательно следил взглядом за Марианной, расхаживавшей по комнате и прибиравшей ее. Его охватило ощущение глубокого довольства, он почувствовал, как в одном мускуле за другим проходит напряжение.

«Узды в мозгу ослабевают подумал он нежась. Я все-таки могу позвонить к тебе сегодня вечером», – сказал он, чувствуя себя уже совершенно сонным. Ему казалось, что он уже лежит в кровати, рядом чашка чая, на одеяле книга, свет потушен, и он сам спит. В конце концов было очень хорошо, что Эвелина в Гельтоу. Когда его жена спала в соседней кровати, в воздухе всегда чувствовалось какое-то напряжение и беспокойство.

– Лучше позвони Эвелине сразу, – отрывисто сказала Марианна.

Она снова остановилась у темного зеркала.

– Мы не любим, когда нас беспокоят по вечерам. Ты должен оставить Эвелину в покое, пока она не наберет про запас достаточного количества красных шариков.

Дросте был охвачен слишком большой ленью, чтобы как раз сейчас разговаривать по телефону, но Марианна уже вызвала свой номер в Гельтоу и ожидала соединения. Ее рука сжимала телефонную трубку, а в направленном прямо на Дросте взгляде сверкала решительность и вызов. Дросте вспомнил, что видел однажды в ее глазах такое выражение, когда она гнала автомобиль со скоростью восьмидесяти миль в час по опасной дороге. Но он никак не мог понять, какое отношение мог иметь этот отважный взгляд к простому телефонному разговору.

– Алло, Эвелина. Это ты? – говорила уже Маpиaннa. – Хорошо выспалась?.. Прекрасно. Нашла ты свой завтрак? И поиграла с кошкой?.. Слишком мокро, чтобы идти гулять? Что ж, не выходи из дома, если тебе не хочется. Я вернусь часам к восьми вечера, и тогда ты сможешь позавтракать во второй раз. Послушай, Курт здесь и кланяется тебе. Подожди минутку… Марианна прикрыла рукой телефонную трубку и обернулась к Дросте. Она тоже кланяется и хочет знать, скандалит ли Берхен, – сказала она. Дросте покачал головой и улыбнулся. Нет, продолжала Марианна в телефон, – не больше, чем обычно. Ты чувствуешь себя совсем хорошо?.. Передать что-нибудь Курту?.. Эвелина просит тебя не переутомляться, обратилась она к Дросте. Ну, хорошо, до свиданья, детка. Если приедет развозчик льда, возьми у него двадцать фунтов. До скорого свиданья! Она опустила трубку и взглянула на Дросте. Ее глаза светились еще больше, чем прежде. Разве ты не хочешь сказать ей что-нибудь сам? Она стояла вся напряженная, как канатная плясунья. Платье поднималось и опускалось на равномерно дышавшей груди. Дросте лениво повел плечами, но все же поднялся и подошел к телефону. Телефонная трубка была все еще тепла от нагревшей ее руки Марианны.

– Алло, мышка! – сказал он.

В телефоне что-то щелкнуло.

– Нет соединения, – механическим голосом заявила телефонная барышня.

– Очевидно, она уже повесила трубку, – сказал Дросте и положил трубку на место.

Марианна, стоявшая рядом с ним с зажженной спичкой в руке, закурила и втянула в себя дым с глубоким вздохом. Уже темнело, и в сумерках ее лицо казалось бледным, гораздо бледнеее, чем когда-либо его видел Дросте.

– А в общем ведь сегодня был один из твоих крупных дней, Пушель, – сказала она, подходя к нему. – Я очень гордилась тобой.

– Да, единственное, что вознаграждает за деятельность судьи, это именно такие моменты. Думаешь, ломаешь себе голову, и наконец перед тобой вдруг предстает вся правда. Марианна погладила его по волосам и отошла.

– Правда это очень сложная штука, Пушель, – мягко сказала она. – Гораздо более сложная, чем думаете вы, молодые судьи.

В ее словах звучало сожаление, настолько озадачившее Дросте, что он подошел к Марианне.

– Почему ты это говоришь? – спросил он.