По дороге домой он вышел на углу из трамвая и зашел в книжный магазин, где купил «Эволюцию денег». Это была довольно толстая книга в серой бумажной обложке, с подробным и многообещающим оглавлением. Он велел записать ее на свой счет. У Дросте был месячный счет в книжном магазине: несмотря на то, они жили так скромно, что даже такси было для них роскошью, они довольно много тратили на книги. Библиотечный абонемент Эвелины, книги по специальным вопросам для судьи и его подписка на ценные исторические труды. До его квартиры было двадцать минуть ходьбы. Он пересек сквер на Оливерплац и поискал там детей, но не нашел их. Их не было и дома. Квартира пахла мастикой для полов – y Bepoники был несчастный дар каждый день наполнять квартиру каким-нибудь особенным запахом. Дросте открыл окна: стало теплее. Он сел к радио и повернул регулятор. Через несколько минут он нашел то, что ему хотелось: концерт струнного квартета Рениша, который давался сегодня, в два часа, в пользу слепых. Они играли Гайдна. Дросте уселся и начал разрезать страницы новой книги. Он наслаждался тишиной, музыкой, одиночеством. Даже звук ножа, разрезавшего страницы книги, доставлял ему удовольствие.
Раздался звонок телефона. Звонил секретарь профессора Зенфтенберга, а потом к аппарату подошел и сам профессор Зенфтенберг, прославленный хирург, с которым он познакомился в клубе. Он спрашивал, согласен ли судья Дросте с женой позавтракать с ним, в его холостяцком логове, в воскресенье.
Холостяцкое логово было одной из красивейших вилл в Далеме. Дросте с восторгом согласился. Ему очень понравился Зенфтенберг, и он был уверен, что Эвелине будет приятно поехать.
– Марианна тоже будет, – прибавил профессор и от этого его предложение показалось Дросте еще приятнее.
Не успел судья поблагодарить, принять предложение, выслушать комплименты и повесить трубку, как телефон снова зазвонил. Он оставил разрезной нож между страницами, так как, как раз наткнулся на интересную главу: «Ценность денег, фикция и символ», и с легким нетерпением взялся за телефонную трубку.
– Алло? – откликнулся он.
– Говорят из Люфтганзы. Мое имя Брейтенштейн. Я один из директоров. Могу я поговорить с судьей Дросте? – сказал низкий бас с сильным северо-германским акцентом.
– У телефона, – нетерпеливо ответил Дросте.
Низкий бас откашлялся.
– Мне очень жаль, но я должен сообщить вам дурную весть, – начал он. – Боюсь, что мне придется прямо сказать, в чем дело. С нашей машиной номер тридцать шесть случилась ужасная катастрофа.
– С кем вы хотели говорить? – переспросил Дросте.
– Ведь это судья Дросте?
– Да.
Бас снова откашлялся и начал с начала.
– Наша машина, летевшая из Парижа, упала и сгорела между Арромьером и Дезанкуром, неподалеку от французской границы. К несчастью, я должен сообщить вам трагическое известие, ваша жена смертельно ранена. – Последовало минутное молчание и, так как судья не отвечал, чужой голос прибавил: – На случай, если вы захотите вылететь на место катастрофы, у нас в Темпельгоф стоит наготове машина.
– Что такое? Что вы говорите? – переспросил судья.
Звучащий в телефонной трубке бас продолжал свою речь.
– Разрешите мне от своего имени и от имени Люфтганзы выразить вам наше глубочайшее сочувствие… Все, что только в наших силах, будет сделано, чтобы.
– Стойте, – перебил его судья. Ваша машина, летевшая из Парижа, разбилась. Очень грустный случай, и я глубоко сожалею об этом. Но вы позвонили мне по ошибке. Моей жены не было в вашем аэроплане.
На минуту бас как бы задумался, слышно было бормотанье, по-видимому, он разговаривал с кем-то, стоящим рядом.
– Крыло, в котором находился багаж, отломилось во время падения и не сгорело вместе с остальным, – сказал он наконец. Среди багажа мы нашли уцелевший паспорт вашей несчастной жены, вместе с адресом.
Внезапно Дросте вывело из себя то, что кто-то смеет называть Эвелину его несчастной женой.
– Моя жена дома, – сказал он более резко чем хотел.
– Скажите, есть ли возможность, что кто-либо воспользовался паспортом вашей жены? – продолжил теперь голос.
Весь этот нелепый разговор настолько рассердил судью, что у него исчезло даже сожаление, которое он испытал, узнав о несчастье. «Подумать только, звонить по неверному адресу и устраивать подобную ложную тревогу!» – в ярости подумал он. Бас снова торопливо предложил ему спешно выехать на Темпельгоф и повторил, что машина стоит наготове. Так как они окончательно перестали понимать друг друга, Дросте, в конце концов, просто повесил трубку.
Он снова взялся за книгу. Во время его разговора нож выскользнул из книги, и он потерял место, которое просматривал. Этот необычайный телефонный разговор взволновал и расстроил его. Он прочел несколько строк, не понимая, что он читает, а затем, с шумом захлопнул книгу, подошел к телефону и позвонил в Гельтоу.
– Я хочу поговорить с Эвелиной, – сказал он, услышав голос Марианны: – Алло? – повторил он, когда Марианна не сразу ответила ему.
– Эвелина пошла гулять, – сказала теперь Маpиaнна.
– Одна? – спросил он с особенным раздражением, заметив, что снова охрип. – Да.