Чехия. Инструкция по эксплуатации

Ах, этот Непомук! Ожил только лишь благодаря славе Яна. Но сегодня замок над городишкой походит на открытую рану. Германский Вермахт устроил в нем казармы. Затем его приняла во владение Чехословакия и в пятидесятых годах устроила там лагерь для солдат, не соответствующих коммунистической армии. То были так называемые "черные бароны", служившие в штрафных подразделениях. Но сегодня замок, это, скорее, memento нашего безразличия, чем их страданий. Это весьма печальное и труднодоступное место, хотя, надеюсь, что это не замок в фазе развала. Хотя в качестве развалин, он тоже имел бы свое значение и наверняка творил бы замечательную декорацию к истории Йозефа Линды — еще одного мученика молчания данного региона.

Мало кому известны его неприятности, так что попытаюсь их описать. Даже если он и не попал на настоящее небо, ему следовало бы предоставить хотя бы то, что над Непомуком, где, благодаря нему царит княжна Либуша. По причине своей любви к родине, он страдал больше других. Он желал исторического величия чехов, потому что считал, будто бы таким образом увеличит свое собственное. Потому и отрекся от своего личного в пользу всеобщего. Вокруг него повсюду царили зависть и мелочность, только он не считал их нашими извечными чертами. Потому мечтал о славе предков и разыскивал их источники. Линда предчувствовал, будто те прячутся в старинных хрониках и сказках, в легендах и песнях. Не хотел он оставить Непомук всем Янам, которые делали из него место молчания или лабораторию пыток.

Правда, в качестве прогноза для Яна Непомуцена это сработало, но у Линды не было намерений воспевать утопленника. Ему хотелось рыцарей, героев, бардов и пророков.

А ведь при всем при том Непомук, благодаря собственному названию, если бы его "высосать" из чешского языка, мог бы предоставить легендарный материал. В этом загадочном составном выражении прячутся болотные испарения. Трясина, над которой лежит туман. Ибо nep — это neb, и отсюда же наше nebe (небо) — от nab — Нааб, приток Дуная (отсюда же и Нева с нивами). Но ведь туман, мгла (Nebel) над болотами, где летом жужжат комары с мухами, это мало чешское и уж совсем не поэтическое слово. Хотя, даже сегодня достаточно пройтись по округе городка, чтобы понять, почему наши предки так ее назвали.

Только то не были пра-чехи, которых разыскивал Линда. Чешская Слава добралась сюда в VI веке после Христа, а уже тогда боры и горы, луга и воды имели свою маркировку.

Линда же разыскивал Перуна, Триглава или Радогоща, вот и не заметил Нептуна в болотах за Непомуком. Зато он наверняка любил эту округу, а из здешней Зеленой Горы мог сделать библейскую, с которой звучала знаменитая проповедь о нашем Прошлом.

Особенно осенью здешний регион обладает особенным очарованием. Солнце сияет здесь во славу всего чешского… Здесь нет никакого "септембершайн", а только лишь сентябрьская акустика улетающих на юг птиц. Они кружат над Миротицами — местом рождения Линды, а еще над Непомуком и зеленогорским замком. С перспективы птиц — все это один-единственный край. Сентябрь величественен. Таким его должен был видеть и маленький Йозеф, когда с ранцем за спиной, с мелом и губкой на веревочке спешил в школу — чтобы ухватить ласточек чешских букв, так как он был горд языком, который этих ласточек подкармливает.

Своих Č, Ř, Š или Á мы ни за что на свете не поменяли бы на Ö или ß, которыми тогда хотели мучить наших учеников, ибо, якобы за теми иероглифами скрывалась некая более широкая Европа.

Какая чушь! Более широкая вовсе не означает более глубокой и уж наверняка не более чистая. Линда и ему подобные искали чистую форму языка, которым они желали писать великие творения. Они читали по-старочешски и копались в архивах. Начали собирать песни, понятное дело — народные. "Fong on, lida cú zamln", — вот как бы это звучало на диалекте локтен. И читали Гердера, который, несмотря на то, что фриц и протестант, назвал язык душой народа и хвалил славян за их душу. Вот же исключительный тип! И мы должны доказать, что он не ошибался!

Над Зеленой Горой восходило солнце пророков и певцов. В его золотом сиянии можно было молиться и читать проповеди. Оно же освещало такие деяния, которые до сих пор терялись во мраке. Линда видел героев и богов, впитывал их легенды. Там не хватало лишь чешского скомороха, который распространял бы их дальше. Рассказчика недосказанных историй, человека былин, в которых "было" меняется на "будет". Превращается в яблоко познания, от которого можно чего-то откусить!

Линда пил его соки.