Чехов без глянца

что я в рулетку играл и знаком с тем чувством, ка­кое возбуждается этой игрою. Около казино с рулеткой есть другая рулетка — это рестораны. Дерут здесь страшно и кормят велико­лепно. Что ни порция, то целая композиция, перед которой в благоговении нужно преклонять колена, но отнюдь не осмеливаться есть ее. Всякий кусочек изобильно уснащен артишоками, трюфлями. всяки­ми соловьиными языками... И, Боже Ты мой Госпо­ди, до какой степени презренна и мерзка эта жизнь с ее артишоками, пальмами, запахом померанцев! Я люблю роскошь и богатство, но здешняя рулеточ­ная роскошь производит на меня впечатление рос­кошного ватерклозета. В воздухе висит что-то та­кое, что, вы чувствуете, оскорбляет вашу порядоч­ность, опошляет природу, шум моря, луну. Был я вчера в воскресенье в здешней русской церк­ви. Особенности: вместо вербы — пальмовые вет­ви, вместо мальчиков в хоре поют дамы, отчего пе­ние приобретает оперный оттенок, на тарелочку кладут иностранную монету, староста и сторожа церковные говорят по-французски и т. п. Велико­лепно пели «Херувимскую» № 7 Бортн<янского> и простое «Отче наш».

Из всех мест, в каких я был доселе, самое светлое воспоминание оставила во мне Венеция. Рим похож в общем на Харьков, а Неаполь грязен. Море же не прельщает меня, так как оно надоело мне еще в ноя­бре и декабре. Черт знает что, оказывается, что я не прерывно путешествую целый год. Не успел вернуть­ся из Сахалина, как уехал в Питер, а потом опять в Питер и в Италию...

Антон Павлович Чехов. Из письма семы. Париж, 2 г ап­реля (3мая) i8gi а;

Сегодня Пасха. Стало быть, Христос воскрес! Это первая Пасха, ко торую провожу я не дома.

1IN» 1950

Приехал я в Париж в пятницу утром и тотчас же поехал на выставку. Да, Эйфелева башня очень, очень высока. Остальные выставочные постройки я видел только снаружи, так как внутри находилась кавалерия, приготовленная на случай беспорядков. В пятницу ожидались волнения. Народ толпами хо­дил по улицам, кричал, свистал, волновался, а поли­цейские разгоняли его. Чтобы разогнать большую толпу, здесь достаточно десятка полицейских. По­лицейские делают дружный натиск, и толпа бежит, как сумасшедшая. В один из натисков и я сподобил­ся: полицейский схватил меня за лопатку и стал толкать вперед себя.

Масса движения. Улицы роятся и кипят. Что ни ули­ца, то Терек бурный. Шум. гвалт. Тротуары заняты столиками, за столиками — французы, которые на улице чувствуют себя, как дома. Превосходный на­род. Впрочем, 11арижа не опишешь, отложу его опи­сание до моего приезда. Заутреню слушал в посольской церкви.

Александр Алексеевич Плещеев (1858-1944).журна­лист, драматург, балетный критик, издатель журналов «Театральный мирок» (1884-1885), «Невод» (1906-1907), газеты «Петербургский дневник театрала» (1904-1905). Сын поэта А. Н. Плещеева:

Как-то в Париже, в отеле «Мирабо», я встретил Ан­тона Павловича у моего отца и был несказанно об­радован этому. В то время у меня были средства, ас ними Париж представлялся много соблазнитель­нее, чем без них...

— Говорят, погуливаете вы здесь? — спросил меня Чехов.

— Обожаю Париж, Антон Павлович, осматриваю...

— А что бы меня позвать, да показать.

— Хотите, Антон Павлович, завтра обедать вмес- 322 те. а потом посмотрим разные кабачки?

— Очень хочу.

Так мы и решили, чтобы встретиться на другой день и пойти обедать.

— Меня Суворин звал провести вечер с ним, обе­дать, но мы все время вместе. — говорил Чехов, — а с вами-то будет посвободнее.

Между прочим, я рассказывал Чехову, как с одним приятелем осматривал ночной Париж, для чего, в качестве журналиста, обращался к начальник)'сы­скной полиции Горону, который поручил своему агенту Росиньолю сопровождать нас и показать все­возможные вертепы Парижа. Чехова это заинтере­совало, и он пожелал последовать моему примеру, желал осмотреть самый низкий пласт парижской жизни, а пока что условились исследовать средний ее пласт.

На друг ой день я обедал с Чеховым и с приглашен­ным мною другом детства доктором-психиатром В. П. Тишковым. <...> Ели умеренно, а на напитки приналегли, начав с отечественного нектара — вод­ки. А потом, как говорится, пошла писать губер­ния. Как из земли вырос около нас какой-то чиче­роне, рекомендованный внимательным к ино­странной клиентуре ресторатором. Колесили мы с ним по Париж)- всю ночь. Начали с «Мулен Руж», где смотрели танцы модной тогда танцовщицы Гу­лю. Она танцевала среди публики со своими товар­ками, причем каждая вытягивала ногу к плечу, словно солдат брал ружье на плечо. По том соеди­няли ноги в воздухе и замирали в группе под апло­дисменты публики.

Антон Павлович, не считаясь с сознанием, что ал­коголь ему вреден, потягивал вино, а коллега Тити­ков подбадривал его и люто аккомпанировал ему.