Чехов без глянца

<...> «Страшный» Суворин <...> мне понравился. Какой живой старик! Точно ртутью налит. Флегма­тичный Чехов двигался около него, как осенняя му­ха. Это Суворин «вытащил» его за границу и явно «шапронировал», показывал ему Европу, Италию. Слегка тыкал носом и в Марка, и в голубей, и в ка­кие-то «произведения искусства». Ироничный и ум­ный Чехов подчеркивал свое равнодушие, нароч­но «ничему не удивлялся», чтобы позлить патрона. С добродушием, впрочем: он прекрасно относился к Суворину. <...>

Всякий вечер гуляли по городу, потом шли пить «фа- лерно» в роскошный длинный салон суворинских апартаментов, в лучшей гостинице на Канале. Салон этот был увешан венецианскими, безрамными, зер­калами и люстрами со сверканьем стеклянных под­весок. Золотое фалерно тоже сверкало. И все были веселы. Веселее всех — Суворин. Болтал без умолку, даже на месте усидеть не мог, все вскакивал. Каждую минуту мы с ним затевали спор. Спорил горячо, убеждал, доказывал, отстаивал свое мнение и... вдрут останавливался. Пожимал плечами. Совсем другим тоном прибавлял:

— А черт его знает! Может, оно все и не так. <...> Вечера наши кончались тем, что Суворин и Чехов шли нас провожать в нашу скромную гос­тиницу. Я — впереди с Сувориным, за нами Чехов и Мережковский.

—

Дмитрий Сергеевич Мережковский:

Я восторженно говорил с Чеховым об Италии. Он шел рядом, высокий, чуть горбясь, как всегда, и ти­хонько усмехался. Он тоже в первый раз был в Ита­лии. Венеция тоже была для него первым итальян­ским городом, но никакой восторженности в нем не замечалось. Меня это даже немного обидело. Он занимался мелочами, неожиданными, и. как мне тогда казалось, совершенно нелюбопытными. Гид, с особенной лысой головой, голос продавщицы фи­алок на площади св. Марка, непрерывные звонки на итальянских станциях... а вечером, когда мы все шли по лунным улочкам Венеции в гостиницу Бау- ер, пить чай, и попадались там простоволосые деви­цы, стукающие деревянными подошвами, Чехов мне рассказывал:

- Хотелось узнать, какая тут у них последняя цена. Ко многим подходил, спрашивав «quanro?»* Боль­ше все «dieci»[10]. Ну, а потом, оказывается, есть и «cinque»***. Ведь это около двух рублей.

Антон Павлович Чехов. Из письма семье. Венеция, 25 марта (6 апреля) 1891 г.:

3*3

Восхитительная голубоглазая Венеция шлет всем вам привет. Ах, синьоры и синьорины, что за чуд­ный город эта Венеция! Представьте вы себе го­род, состоящий из домов и церквей, каких вы ни­когда не видели: архитектура упоительная, все грациозно и легко, как птицеподобная гондола. Такие дома и церкви могут строить только люди, облачающие громадным художественным и музы­кальным вкусом и одаренные львиным темперамен­том. Теперь представьте, что на улицах и в переул-

ках вместо мостовых вода, представьте, что во всем городе нет ни одной лошади, что вместо из­возчиков вы видите гондольеров на их удивитель­ных лодках, легких, нежных, носатых птицах, ко­торые едва касаются воды и вздрагивают при малейшей волне. И все от неба до земли залито солнцем.

Есть улицы широкие, как Невский, и есть такие, где, растопырив руки, можно загородить всю ули­цу. Центр города — это площадь св. Марка с зна­менитым собором того же имени. Собор велико­лепен. особенно снаружи. Рядом с ним — дворец дожей, где Отелло объяснялся перед дожем и се­наторами.

Вообще говоря, нет местечка, которое не возбуж­дало бы воспоминаний и не было бы трогательно. Например, домик, где жила Дездемона, произво­дит впечатление, от которого трудно отделаться. Самое лучшее время в Венеции — это вечер. Во-пер­вых, звезды, во-вторых, длинные каналы, в которых отражаются огни и звезды, втретьих, гондолы, гон­долы и гондолы; когда темно, они кажутся живыми. В-четвертых, хочется плакать, потому что со всех концов слышатся музыка и превосходное пение. Вот плывет гондола, увешанная разноцветными фо­нариками; света достаточно, чтобы разглядеть кон­трабас, гитару, мандолину, скрипку... Вот другая та­кая же гондола... Поют мужчины и женщины и как поют! Совсем опера. В-пятых, тепло...

Одним словом, дурак тот, кто не едет в Венецию. Жизнь здесь дешева. Квартира и стол в неделю сто­ят 18 франков, т. е. б рублей с человека, а в месяц 25 р.. гондольер за час берет i франк, т. е. 30 коп. В музеи, академию и проч. пускают даром. В десять раз дешевле Крыма, а ведь Крым перед Венецией — 314 это каракатица и кит.

Антон Павлович Чехов. Из письма семье. Венеция, 26 марта (у апреля) 1891 г.:

Лупит во всю ивановскую дождь. Venezia bella пе­рестала быть bella. От воды веет унылой скукой, и хочется поскорее бежать туда, где солнце. <...> Вчера, описывая дешевизну венецианской жизни, я немножко хватил через край. Виновата в этом г-жа Мережковская, которая сказала мне, что она с му­жем платит столько-то франков в неделю. Но вмес­то неделю читай в день. Все-таки здесь дешево. Здеш­ний франк здесь то же. что в России рубль. Едем во Флоренцию.

Зинаида Николаевна Гиппиус: