Чехов без глянца

что ехать дальше нельзя, гак как все залило, мосты разнесло и проч. Зная, как любят вольные ямщики пугать стихиями, чтобы оставить проезжего у себя ночевать (это выгодно), я не поверил и приказал запрячь тройку. Что ж? Увы мне! 1 Троехал я не боль­ше пяти верст, как увидел луговой берег Иртыша, весь покрытый большими озерами; дорога спрята­лась под водой, и мостки по дороге в самом деле или снесены, или раскисли. Возвращаться назад ме­шает отчасти упрямство, отчасти желание скорее выбраться из этих скучных мест... Начинаем ехать по озерам... Боже мой, никогда в жизни не испыты­вал ничего подобного! Резкий ветер, холод, отврати­тельный дождь, а тт»1 изволь вылезать из тарантаса (не крытого) и держать лошадей: на каждом мости­ке можно проводить лошадей только поодиночке... Куда я попал? 1де я? Кругом пустыня, тоска; виден го­лый, угрюмый берег Иртыша... Въезжаем в самое большое озеро; теперь уж охотно бы вернулся, да трудно... Едем по длинной, узкой полоске земли... Полоска кончается, и мы бултых! Потом опять поло­ска, опять бултых... Руки закоченели... А дикие утки точно смеются и огромными стаями носятся над го­ловой... Темнеет... Ямщик молчит — растерялся... Но вот, наконец, выезжаем к последней полоске, от­деляющей озера от Иртыша... Отлогий берег Ирты­ша на аршин выше уровня; он глинист, гол, изгры­зен, склизок на вид... Мутная вода... Белые волны хлещут по глине, асам Иртыш не ревет и не шумит, а издает какой-то странный звук, похожий на то, как будто под водой стучат по гробам... Тот берег — сплошная, безотрадная пустыня... Вам снился час­то Божаровский омут; так мне теперь будет сниться Иртыш...

Но вот и паром. Надо переправляться на ту сторо­ну. Выходит из избы мужик и, пожимаясь от дождя, говорит, что паромом плыть нельзя теперь, так как 277

слишком ветрено... (Паромы здесь весельные.) Со­ветует обождать тихой погоды... И вот я сижу ночью в избе, стоящей в озере на са­мом берегу Иртыша, чувствую во всем теле про­мозглую сырость, а на душе одиночество, слушаю, как стучит по гробам мой Иртыш, как ревет ветер, и спрашиваю себя: где я? зачем я здесь?

Антон Павлович Чехов. Из письма семье. Красный Яр - Томск, 14-17 мая 1890 г.:

Утром не захотели везти на пароме: ветер. При­шлось плыть на лодке. Плыву через реку, а дождь хлещет, ветер ду ет, багаж мокнет, валенки, которые ночью сушились в печке, опять обращаются в сту­день. О, милое кожаное пальто! Если я не просту­дился, то обязан только ему одному. Когда вернусь, помажьте его за это салом или касторкой. На берегу целый час сидел на чемодане и ждал, когда из дерев­ни приедут лошади. Помню, взбираться на берег было очень скользко. В деревне грелся и пил чай. Приходили за милостыней ссыльные. Для них каж­дая семья ежедневно заквашивает пуд пшеничной муки. Это вроде повинности. Ссыльные берут хлеб и пропивают его в кабаке. Один ссыльный, обо­рванный, бритый старик, которому в кабаке выби­ли глаза свои же ссыльные, услышав, что в комнате проезжий, и приняв меня за купца, стал петь и чи­тать молитвы. Он и о здравии, и за упокой, пел и па­схальное «Да воскреснет Бог», и «Со святыми упо­кой» — чего только не пел! Потом стал врать, что он из московских купцов. Я заметил, как этот пьяница презирал мужиков, на шее которых жил! 11-го поехал на почтовых. От скуки читал на стан­циях жалобные книги. Сделал открытие, которое меня поразило и которое в дождь и сырость не име­ет себе цены: на почтовых станциях в сенях имеют ся отхожие места. О, вы не можете оценить этого!

12 мая мне не дали лошадей, сказавши, что ехать нельзя, так как Обь разлилась и залила все луга. Мне посоветовали: «Вы поезжайте в сторону от тракта до Красного Яра; там на лодке проедете верст 12 до Дубровина, а в Дубровине вам дадут почтовых лошадей...» Поехал я на вольных в Кркас- ный> Яр. Приезжаю утром. Говорят, что лодка есть, но нужно немного подождать, так как дедушка по­слал на ней в Дубровино работника, который повез заседателева писаря. Ладно, подождем... Проходит час, другой, третий... Наступает полдень, потом ве­чер... Аллах керим, сколько чаю я выпил, сколько хлеба съел, сколько мыслей передумал! А как много я спал! Наступает ночь, а лодки все нет... Наступает раннее утро... Наконец в 9 часов возвращается ра­ботник. Слава небесам, плывем! И как хорошо плы­вем! Тихо в воздухе, гребцы хорошие, острова кра­сивые... Вода захватила людей и скот врасплох, и я вижу, как бабы плывут в лодках на острова доить ко­ров. А коровы тощие, унылые... По случаю холодов совсем нет корму. Плыл я 12 верст. В Дубровине на станции чай, а к чаю мне подали, можете себе пред­ставить, вафли... <...>