Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Чехов начал свою литературную деятельность невинными пустячками, которые печатались в сатирических журналах. Его знал только небольшой круг общества, но, как это бывает с истинно талантливыми людьми, он уже и тогда имел своих горячих приверженцев. Из этого небольшого круга имя его, его литературный псевдоним, Чехонте, мало-помалу выплыло в большую публику. В Петербурге сложилась легенда, что первым успехам Чехова сильно содействовало «Новое врем» Чуткая газета будто бы сразу заметила и выдвинула его! В действительности смешно даже и говорить об этом. Правдивый художник совсем не нуждался в покровительстве газетных меценатов. В настоящую большую русскую литературу Чехов вошел своими вещами, напечатанными в «Северном вестнике» редакции Евреиновой. О нем заговорила критика, им стало увлекаться общество. С этого момента известность и популярность его все росли, несмотря на придирки к нему со стороны либеральных журналов и несмотря на то, что параллельно с развитием его таланта стали раскрываться и другие беллетристические дарования, тоже имеющие шумный успех [ВОЛЫН (III)].

Глава III. Антон Чехов и Николай Лесков

Л. Н. поправил кого-то, кто сказал «жид», чтобы говорил «еврей»[95].

Одной из самых интересных и важных, с литературно-исторической точки зрения, страниц биографии Антона Чехова является история его дружбы с Николаем Лесковым, его старшим современником и любимым писателем. Историки литературы делают особый акцент на том разностороннем влиянии, которое Лесков, как писатель и мыслитель, оказал на творчество Чехова.

В решении и художественном воплощении вопросов о народе, религии, нигилизме Чехов оказался ближе именно к Лескову, который осмысливал эти проблемы не с социально-политической, как казалось современной ему критике, точки зрения, а с философской, нравственно-этической, национально-исторической. ‹…› Влияние Лескова на мастерство Чехова заметно и в области поэтики в использовании несобственно-прямой речи и приемов комического, в сфере бытописания и детализации ‹…›, и на уровне жанровой составляющей, прежде всего в области малых жанров, водевиля, рассказа-притчи, «святочного» рассказа [МАЛИНОЧКА].

К этому следует еще добавить сказ, как форму организации текста, с его ориентацией на чужой тип мышления и социальной привязанностью повествователя к определенной социальной среде. А вот узорчатая ткань лесковских текстов, их перенасыщенность диалектизмами и образной простонародной лексикой — все то, что через неполных полвека станет своего рода визитной карточкой русской орнаментальной прозы 20-х годов, Чеховым-стилистом явно воспринималось как художественные излишества. Потому, восхищаясь мастерством Лескова, Чехов от его орнаментализма тщательно дистанцировался. С учетом особого акцента настоящей книги на еврейскую проблематику особенно важным оказывается и то обстоятельство, что Лесков является первым русским писателем-классиком в чьих художественных произведениях евреи выступают как самостоятельные персонажи. В некоторых лесковских повествованиях они выходят даже на первые роли, становясь при этом, однако, объектами для злой сатиры автора. В произведениях Чехова еврейские персонажи и образы, всегда яркие и идейно значимые, встречаются не очень часто. В их представлении русскому читателю он выступал как последователь Лескова, создававшего портреты реальных людей, а не шаржированные типажи. При этом Чехов, глубоко осмыслив идейные и стилистические «перегибы» своего предшественника, не разделял евреев от русских глухой стеной отчуждения, а, напротив, всегда сводил их друг с другом — в страстях, конфликтах, любви и горе, во всем том, что в чеховском мировидении звучало как «просто из жизни».

Интерес Лескова к еврейству, проявившийся уже в его ранних статьях 1860-х гг., не оставлявший его в 1870-е гг., сохранялся вплоть до конца его жизни.

…отношение к еврейству у Лескова — двойственное: с одной стороны, он выставляет на «суд» «жидовскую неправду» («Владычный суд»), с другой — стремится уяснить особенности еврейского национального характера и исторического бытования евреев в России для того, чтобы найти пути решения еврейского вопроса («Еврей в России») [ЛЕВИН С.]

Яркий бытописатель эпохи «шестидесятников» Лесков резко выступал против радикального нигилизма — романы «Никуда» (1864), «На ножах» (1870), и за это был занесен либерально-демократической критикой в «черный список» как правый реакционер. Это «пятно» оставалось на его общественной репутации до конца жизни, несмотря на то, что с конца 80-х годов Лесков, сблизившись со Львом Толстым[96], стал писать в резко обличительном, особенно в отношении бытовых пороков православной церкви, тоне.