Челюсти пираньи

– Ну что вы хотите мне сказать? – вдруг раздался его нервный смех. – Не правда ли вы удивлены таким исходом.

– Удивлен, – подтвердил я. – Я не понимаю, почему вы взяли в заложники двух единственных людей, которых вы любили и которые любят вас. Я не верю, что вы так умело притворялись все это время. Я видел вашу улыбку, видел как блестят ваши глаза, когда вы обнимали Сашу. Тут что-то не так. С вами что-то произошло?

– Да, вы правы, со мной произошло, только это случилось не сегодня, а давно. Вы хотите знать, что со мной случилось?

– Хочу, от этого зависит жизнь двух дорогих мне людей.

– Вы правы, я люблю Сашу, люблю Артура, хотя бы уж потому, что мне некого больше любить. Но любовь это еще не все, если бы вы знали, как я его ненавижу.

– Вы говорите о Ланине?

Яблоков посмотрел на меня, как на человека, задавшего крайне глупый вопрос.

– Кого же еще можно ненавидеть, – сказал он таким тоном, словно говорил о само собой разумеющейся вещи.

Теперь становилось многое ясно.

– Вы с этим жили всю жизнь?

– Всю жизнь? – Яблоков рассмеялся. – Иногда мне казалось, что я с этим живу уже несколько жизней.

– Но ведь он не был виноват, что он был таким.

– А мне от этого, думаете, легче. Однажды он сказал мне, это было на втором курсе института: будем друзьями. Это не было предложением, это было приказом. И с той минутой я оказался в пожизненном плену нашей дружбы.

– Но так ли было уж сложно убежать из плена, Павел Иванович?

Яблоков быстро взглянул на меня и отвернулся.

– Бежать, а куда бежать. Кто мне мог заменить Ланина? Он был лидер всегда и во всем: играли ли мы в студенческой команде в баскетбол или создавали этот концерн. Я же всегда на вторых ролях, у него на подхвате. Что он мне приказывал, то я и делал.

– Но вы же хорошо понимали, что не способны играть первую скрипку в оркестре. Так какой же смысл в ваших поступках и чувствах?

– Вы странный человек, я это почувствовал сразу, как только увидел вас. Ваш ум всегда бежит по прямой, вы не понимаете ответвлений. Если нет смысла, для вас все становится бессмысленным. А для меня бессмысленно то, что имеет смысл. Все, что делал Ланин, имело глубокий смысл. А для меня имело значение только одно: я в его игре был всегда только пешкой. Впрочем, иногда он мне разрешал некоторое время побыть какой-нибудь не очень важной фигурой. Но затем вновь возвращал на прежнюю позицию. И при этом, что особенно меня возмущало, он ничего не замечал, он был уверен, что облагодетельствовал меня, дал возможность проявить себя. У него была одна мечта, которой он подчинял все свои действия, он постоянно стремился всех облагодетельствовать. И меня в качестве близкого друга он выбрал потому, что понял: я тот, кто будет вечно нуждаться в благодеяниях. Но я-то его об этом никогда не просил. – Но у каждого есть свои недостатки. Почему вы прощаете себе свои недостатки и не хотите ничего простить ему. Тем более его уже нет в живых.

– Это для вас его нет в живых, а для меня ничего не изменилось. Я помню его слова, жесты до самой его последней минуты.

– Это вы убили его. Почему?

– Потому что тогда, на втором курсе, когда он сделал меня своим другом, я сказал себя: придет минута – и я убью этого человека.

– Что же случилось в ту роковую минуту?

– Впервые он усомнился в той роли, которую он же мне и отвел. Он увидел, что строительство нового цеха, в которое он вложил очень много сил и средств, под угрозой срыва.

Внезапно ко мне пришла одна догадка.

– Вы специально это сделали, сорвали строительство.

– Вы проницательны, да я сознательно делал все, чтобы цех не вошел в строй в срок, а то и не вошел бы никогда. И он понял это и прозрел. После Совета Директоров у нас состоялся тяжелый разговор. Он обвинил меня во вредительстве и пообещал удалить из Совета Директоров и вообще из концерна. Кроме того, он подозревал меня в хищении средств и угрожал обратиться в прокуратуру. Он сказал, что посадит меня до конца жизни. Я впервые видел его в такой ярости.

– Еще бы, сорвать такую важную стройку, – вставил я замечание.

– Плевать я хотел на строительство, вся моя жизнь ушла в никуда. И все из-за этого человека. Я даже не женился, так как боялся, что жена будет смотреть на него и сравнивать его со мной. От одной этой мысли я приходил в отчаяние и ярость. Я подхожу к старости, у меня нет детей, нет ни одного близкого существа. Я одинок, как путник в пустыне.

– Вы сами так распорядились своей жизнью.

– Нет, не я, это он! – вдруг исступленно завопил Яблоков. – Если бы он тогда не приказал мне дружить с ним, все бы сложилось иначе. Я уже приглядел девушку, которая могла бы стать моей женой. И она мне отвечала взаимностью. Но после того разговора все пошло прахом.

Он зациклен на том давнем разговоре с Ланиным уже много лет. Когда он вспоминает о нем, то становится не совсем нормальным. В таком состоянии он способен на все. Убийство Ланина – тому подтверждение.

– Что же случилось в кабинете Ланина? – напомнил я ему.

Яблоков как-то непонимающе посмотрел на меня, затем его взгляд вернул себе осмысленность.