Человеческое и для людей (СИ)

Третий круг школы прошёл непримечательно. Последовавшее за ним стандартное путешествие по чужим землям — ярко, но быстро. И в двадцать три года Этельберт поступил в Лестарский университет на факультет управленческих схем.

В его время бакалавриат имел то же значение, что имеет и сейчас: был всего лишь введением в профессию; кратким (четырёхгодичным, длящимся меньше школьного круга) обзором самых общих положений, который помогает определить, действительно ли лежит сердце к намеченному пути или стоит вернуться и проложить его заново. Этельберт в нарисованной собой и для себя карте менять что-либо не собирался.

В двадцать семь он лишь ещё чётче осознавал, что пока есть люди, возможно и поправимо всё. Что везде и всегда главное — они.

Магистратура в его время была… так же запутана и сложна, как и сейчас: чтобы стать магистром, ты обязан сдать соответствующие экзамены, представить рекомендации от уже состоявшихся магистров, получить определённый опыт работы в своей сфере и внести в неё нечто хоть сколь-нибудь новое. Как ты всё это сделаешь? Твоё дело. За сколько ты всё это делаешь? Твоё дело: ходи магистрантом хоть десятилетиями, если тебе угодно.

Этельберту подобное угодно не было, однако и торопиться он совершенно не желал, ведь спешка при его намерениях равнялась неизбежным непозволительным ошибкам.

Он взял дополнительные, расширенные курсы риторики, безопасности жизнедеятельности и менталистики — науки далеко не точной и многое не ведающей, но позволяющей лучше понять тропы, которые простеливает внутри себя человеческий разум. Старательно изучал законы, языки и денежные системы — не полно и не идеально, конечно, но так, чтобы иметь ясное представление. Бескомпромиссно оттачивал умение смотреть и слушать — неизменно внимательно.

Он сделал девизом, превратил в непоколебимую привычку сочетание «определяй — чётко, объясняй — доступно и отказывай — мягко».

И, к своему величайшему счастью, встретил магистра Тернелла (да пребудут с ним спокойствие и счастье — за Чертой), с которым совпадал в выборе и во взглядах.

В тридцать пять лет Этельберт Хэйс стал магистром управления человеческими силами. Ему… претило слово «управление» — он предпочёл бы называться магистром помощи человеческим силам, но такого звания, к его глубочайшему сожалению, не существовало.

Впрочем, он ведь не был обязан руководствоваться налепленной сигнатурой — не был обязан и не стал: он продолжил руководствоваться в первую очередь своими убеждениями.

В том, что в обыденной жизни компромисс может быть найден всегда. Что люди склонны скорее протянуть руку себе подобному, чем толкнуть его или её, просто относиться к ним нужно — с уважением. Что их потенциал более чем заслуживает того, чтобы его развивать, интересы — их отстаивать, а знания и опыт — им доверять. Что истоком раздора зачастую является не намеренная злоба, а случайное недопонимание, которое отнюдь не тяжело устранить. Что очень многое можно решить, предоставив возможность выговориться и быть услышанным и время… а ещё — отпуск; никогда не следует забывать о нём и о благодарности.

Этельберт не разочаровался в своих убеждениях. Хотя, признаться, был к этому временами опасно близок.

Особый вклад внесли некоторые его «коллеги», которые почему-то верили, что управление — это все права и никаких обязанностей или ответственности. К счастью, такие не задерживались на своих должностях и обычно не получали степень магистра.

Он не разочаровался в своих убеждениях и в Оплоте Печали, попасть в который вообще-то не ожидал.

Магия в его деле не была необходима: он, естественно, знал и использовал воплощения бытовых намерений, понимал общие положения, а ещё научился созидать неплохие иллюзии (они были истинным даром Создателей: позволяли иллюстрировать, когда требовалось что-либо объяснить, могли помочь рассмешить и расслабить и просто радовали глаза, причём требовались лишь сила, воля и воображение); однако в целом в детали не вдавался. И Архонты с Приближёнными являлись для него чем-то бесспорно существующим, но далёким и не затрагивающим — прямо как обжитый ими Вековечный Монолит.

Этельберт был, откровенно говоря, удивлён, когда его сильнейшество рассказал ему, что быть знатоком и ценителем магической науки отнюдь не обязательно. Когда его выбрали именно за то, что он есть: его профессию, взгляды, опыт, навыки и подходы…

Так что же он делал здесь, на Каденвере?

Что ему делать с задачей, в которой ко всему, что он умеет и любит, приставлена отрицательная частица?

Волю Архонтов надлежит исполнить, разумеется, для неё есть очень веские причины; но на благую и чёткую цель накладывалась необходимость «преподать миру урок», и Этельберт не привык — не желал привыкать — к тому, что люди его слушаются, а не слушают, что доверия он не вызывает и вызывать не должен и что обеспечивать нужно лишь удобство, а не благоденствие.

Что ценить тех, с кем работаешь, следует молча, исключительно в пределах собственной головы.

Спасибо Создателям за Максимилиана и Аделарда — Этельберт, скорее всего, отчаялся бы вконец, если бы не они.