По ночам Центральный парк был официально закрыт, но зайти в него можно было со многих сторон, благо ограда была чистой формальностью. Ночная жизнь парка была полна мифов и городских легенд: там обитали грабители и сексуальные маньяки, наркодилеры и их клиенты, готовые зарезать за доллар, там гуляли неведомые звери, творились оргии сатанистов и цвел папоротник. Для меня образцом ночного приключения был Лимонов, который описывал в «Эдичке», как однажды провел в парке ночь с ножом за голенищем и с героической установкой: он должен быть опаснее ночных обитателей парка; должен бояться не он – должны бояться его. Пару раз я пытался поступить так же и, подавив страх, заходил в ночную глубь парка. Однажды кусты передо мной затрещали, и я, похолодев, остановился – на меня вывалилось косматое чудище, которое при ближайшем рассмотрении оказалось мертвецки пьяным бродягой.
А однажды, возвращаясь из клуба майским утром, я был потрясен предрассветным явлением спортсменов: в сизых сумерках, в половине пятого утра, по дорожкам и аллеям бежали, шагали, катили сотни людей в полной спортивной экипировке, на дорогих триатлонных велосипедах – это отрабатывали свою парковую смену аналитики и трейдеры с Уолл-стрит, у которых график был сдвинут из-за работы в разных часовых поясах: закрывались азиатские рынки, открывались европейские, и время для пробежки находилось только ранним утром.
У 90-й улицы трасса марафона сворачивает с Пятой авеню в парк. Именно здесь, на живописной лужайке в окружении цветов и кустов, 364 дня в году стоит памятник Фреду Лебоу, основателю Нью-Йоркского марафона: в беговом разминочном костюме и в своей легендарной кепочке он смотрит на часы, словно засекая время бегущих мимо. Урожденный Фишел Лейбовиц, он появился на свет в 1932 году в румынском Араде в семье ортодоксальных евреев, сумел пережить в Румынии годы фашизма, перебрался в Чехословакию, затем оттуда сбежал от коммунистического режима и оказался в Нью-Йорке, где стал портным и модельером. В 1969 году он записался в Нью-Йоркский беговой клуб, в котором тогда состояло пятьдесят человек, бегавших в Бронксе вокруг бейсбольного стадиона
Сам Фред был активным, хотя и не самым быстрым, бегуном, пробегал по 12 марафонов в год в разных городах мира, и свой последний Нью-Йорк финишировал в 1992 году со временем пять с половиной часов, пережив годом ранее рак мозга и тяжелую терапию. Он умер в октябре 1994-го, за месяц до марафона, и ко дню старта его статуя была готова. На ее открытие собрались три тысячи ньюйоркцев – столько же, сколько на похороны Джона Леннона – и 23 бывших победителя марафона. Позже фигуру перенесли на ее нынешнее место, на угол 90-й улицы и Ист-драйв, где часто собираются группы для беговых тренировок, а многие ездят туда перед марафоном, чтобы потереть статую на счастье. Но в день забега 300-килограммовую статую снимают с постамента и везут к финишной арке, где бронзовый основатель марафона, глядя на часы, регистрирует время финишеров.
Трасса обогнула музей Метрополитен, и в районе 40-го километра дистанции открылся легендарный нью-йоркский вид: широкий Овечий луг (где когда-то действительно паслась пара сотен овец, создавая буколическое настроение, прежде чем их сослали в бруклинский Проспект-парк), за которым вставали небоскребы Мидтауна. Поднимающийся от сырой земли туман обвивал вершины башен, как боа – шеи красавиц в салонах 1920-х. Сколько я там ни бегал и ни гулял, от этого вида всякий раз перехватывало дыхание: здесь сошлись воедино ландшафтный и инженерный гении человека.