Человек бегущий

Не то в России. Во время забегов улицы наших городов практически пусты, лишь стоит пара десятков случайных прохожих, друзья и родственники бегущих, да группы поддержки из беговых клубов – в Москве это от силы пара тысяч человек из двенадцатимиллионного города. Зато социальные сети и онлайн-карты полнятся проклятиями автомобилистов в адрес бегунов, ради которых перекрывают в выходной весь центр города на полдня: «Идите бегать в парки!» Не раз и не два, пробегая Московский марафон по главным магистралям – по набережным Москвы-реки, по Садовому и Бульварному кольцам, возле Кремля и Москва-Сити, – я обнаруживал себя в непривычной пустоте, среди безмолвных фасадов и равнодушных взглядов сотен полицейских в оцеплении. В Нью-Йорке же, Берлине, Лондоне, Париже ты бежишь по шумному коридору из людей, энергия которых передается тебе.

Мы миновали отметку 35 километров, на секундомере было 2 часа 27 минут, и это значило, что у меня хорошие шансы уложиться в трехчасовой график. Ноги постепенно тяжелели, но до забитости и судорог было еще далеко, вдобавок начал дуть попутный ветерок и пригревать осеннее солнце, пробившееся сквозь туман. Поодаль справа показались кроны деревьев Центрального парка.

Я был во многих парках мира – бегал по тенистым грунтовым аллеям венского Пратера, где по параллельной с тобой дорожке, устланной опилками, едут рысью всадники в строгих рединготах, белых лосинах и шлемах, пил пиво из литровых кружек Maß в биргартене Английского сада в Мюнхене, где разрешено приносить с собой еду, покупая на месте только пиво, и пятнистые олени смотрят на тебя из-за сетки просторного вольера. Спасался от жары в мадридском Ретиро, наблюдал мудрых воронов в токийском парке Уэно, гулял с собакой среди лучевых просек московского парка «Сокольники» – но нигде в мире парк не расположен в таком единстве и контрасте с огромным, гудящим городом, нигде вековые деревья так свободно не соседствуют с небоскребами, как в Нью-Йорке. Повинуясь гениальной интуиции (а может быть, и ревности к Лондону с его Гайд-парком и Парижу с Булонским лесом), отцы города в середине XIX века, когда Нью-Йорк уже начал свой мощный промышленный рост, вопреки аппетитам девелоперов выкупили большой кусок земли, 4 километра на 800 метров, расселили находившиеся там ирландские и немецкие кварталы и разбили английский парк с извилистыми дорожками, лугами, перелесками, утесами, озерами с островами, сделав его максимально открытым и демократичным, в духе породившего его города. Хотя это уже непонятно – Нью-Йорк ли создал Центральный парк, или парк формирует город. При взгляде сверху Манхэттен был бы просто бетонным наростом на гранитной плите, гигантским термитником, но парк придает ему смысл и форму, наполняет жизнью сухую математику стритов и авеню: это не просто легкие, но душа города, визитная карточка Нью-Йорка, и не случайно над входом в администрацию парка начертана строка из «Буколик» Уистона Хью Одена: „A culture is no better than its woods“.13

Я бегал в парк со своего Верхнего Вест-Сайда по Амстердам-авеню и попадал в северную, скалистую его часть, где почти никогда не было ни души, разве кучки детей из Гарлема, играющих в бейсбол. Я обегáл все достопримечательности этого края парка, названные, словно на картах Винни-Пуха: Северный Лес, Овраг и Озеро, и выходил на главную беговую трассу Нью-Йорка – грунтовую дорожку длиной в полторы мили вокруг водохранилища имени Жаклин Кеннеди, раскинувшегося почти во всю ширину парка. Бегут здесь всегда против часовой стрелки, и в любую погоду в светлое время суток вокруг водной глади тянется цепочка бегунов, от грузных двухсотфунтовых мужчин в насквозь промокших хлопковых майках, с коленями в бандажах, до сухих легкоатлеток из студенческих клубов, что, мелькая ногами в легких тапках, бегут свою темповую тренировку из 3:30 минут на километр. Особенно людно там бывает после семи вечера, когда боковые проезды закрываются для трафика и парк целиком отдается во власть спортсменов – бегом, пешком, на велосипедах, роликах, досках, они движутся единой массой до позднего вечера, когда в густой листве уже загораются фонари.