Через час я вышел на перевал. Окрестность вокруг затянуло дождем, в бинокль видна была только серая пелена, я не знал, куда идти дальше. Возвращаться назад тоже не было смысла – с утра бригада откочевала на новое место, и я пришел бы на покинутую стоянку. Скинув рюкзак, я съел полбанки тушенки с галетами и отжал в котелок немного влаги с промокшей штормовки – воды вокруг по-прежнему не было. От усталости и холода меня стала бить дрожь, но я давил ее, сжав челюсти и растирая плечи руками. Мне надо было остаться на перевале, пока не уйдут облака, чтобы оглядеть окрестность, сориентироваться и, возможно, увидеть в бинокль перевалочную базу. Так я просидел, скрючившись, около четырех часов, иногда предпринимая пробежки в сторону ближайшей вершинки, чтобы согреться. Дров не было, зато обнаружились лунки с темной водой, то ли дождевой, то ли талой, сладкой на вкус – я пил ее, припав к земле, прижимаясь лбом к камню.
Ближе к ночи, которая здесь, на Полярном круге, напоминала скорее сумерки – светило лишь приближалось к горизонту и тут же отскакивало обратно – в облаках стали появляться просветы, и через час развиднелось настолько, что я достал бинокль и стал сканировать окрестность. В этот момент из-за сопки ударил луч солнца и вдалеке вдруг что-то блеснуло. Я лихорадочно вгляделся в эту вспышку и различил контур домика, рядом еще одного, и над ними антенну на шесте. База! Но до нее было не меньше десяти километров, между нами лежала еще одна заболоченная низменность, поросшая все той же недружелюбной ивой. Путь до базы через болото занял еще четыре часа, и к его концу я окончательно обессилел, так что несколько раз падал плашмя на топкую землю, чтобы перевести дух. Ближе к утру я подошел к базе – это был деревянный одноэтажный дом и рядом склад из профнастила: они стояли на каменистом косогоре, перед подъемом на который я снова прилег, набираясь сил. В этот момент я увидел, как откуда-то сбоку, наперерез мне бежит здоровый рыжий волк. Позвать на помощь не было голоса, нож спрятан далеко в рюкзаке, я начал снимать с плеч шмат оленины, чтобы бросить хищнику, но не успел – волк добежал до меня и начал лизать мои лицо и голову, скуля и приплясывая от радости. Это был огромный дружелюбный пес, и сейчас он пытался помочь мне взобраться наверх, ухватив зубами за рукав.
Добредя до дома, я сбросил рюкзак на крыльцо, обернулся и замер: несмотря на ранний час в дверях стоял коренастый светловолосый и светлоглазый человек в солдатской рубашке и молча смотрел на меня. «Сибиряк», – почему-то подумал я. Он протянул мне руку, сухо представился: «Афанасьев», – и сказал:
– Мне сообщили о вас по рации. Вездеход придет на днях.
Он скрылся в доме, потом вынес мне ворох одежды, сказал: «Еда на печке», – и снова ушел. Я переоделся в сухое и разложил свои мокрые вещи на крыльце, на поднявшемся и уже припекающем солнце. От усталости есть не хотелось. В сенях я нашел канистру с водой и напился, там же обнаружил полуистлевшую раскладушку, вытащил на открытое продувное место, рухнул на нее и отключился.
Проспав не меньше семи часов, я проснулся от голода и обнаружил, что рука свисает с раскладушки и утопает в шерсти спящего подо мной все того же рыжего волкопса. Я поднялся и зашел в дом. Он был пуст, на печке-буржуйке, служившей одновременно плитой, стояла кастрюля рожков с тушенкой: я набросился на них и холодными съел половину, едва заставив себя остановиться. Разводить печь, чтобы вскипятить чай, я не стал, попил воды, прогулялся вокруг базы и сел на крыльце ждать хозяина. Он вернулся к ночи, неся в мешке пару гольцов из ближайшего озера. Молча прошел мимо меня, развел огонь в печи, стал разделывать рыбу. Было видно, что он не рад моему присутствию и терпит его только из необходимости. Я не настаивал на общении, затащил свою раскладушку в сени и лег там, снова положив руку на собаку, которая не отходила от меня ни на шаг.
В следующие два дня мы произнесли от силы десяток слов. Я узнал, что его зовут Анатолий, а пса Моряк и что он помесь волка и лайки. Весь день Афанасьева проходил в работе: он белил стены в доме, отвергнув мою помощь, латал старую лодку, обивая ее жестью и рубероидом, четырежды в сутки выходил на сеансы радиосвязи. Я помогал готовить нашу немудреную пищу, состоявшую из рыбы, круп и макарон, гулял по тундре с Моряком, который всюду следовал за мной. Выпросив у Афанасьева работу, я шел с топором на берег реки и заготавливал там дрова, рубил крепкую, как камень, тундровую березу, и лезвие топора отлетало от нее со звоном. Однажды видел, как на другом берегу реки, на раскате, охотился за рыбой медведь: увлеченный рыбалкой, за шумом реки он меня даже не заметил, и мы с Моряком почтительно ретировались в кусты.