Человек без истории

Прошагав за десять дней километров тридцать, сэр Уилбер погрузился в непроглядный мрак. Часы по-прежнему показывали ему время на поверхности, но его окружала кромешная темнота. Из всех живых существ он единственный нарушал покой этой вечной ночи, озаряя ее светом двух прожекторов, по одному на каждом плече, которые создавали впереди живой ореол и обеспечивали на три метра видимость – вполне достаточно, дабы поставить ногу и сделать следующий шаг, а также остановиться на краю потенциальной пропасти. Перед ним, наконец, открывался неизведанный мир. Каждый метр он сопровождал громогласным восклицанием: «Еще один шажок человека!» И хохотал наедине с собой. Как хотел того, чего до него не делал никто, так и получил. Сэр Уилбер бродил по лесам зеленых и розовых водорослей, так и норовивших прилипнуть к скафандру, и попирал ногами почву такого странного состава, что даже не мог отличить, где она была твердой, а где мягкой. Через десять дней мрак сгустился еще больше. Вокруг его прожекторов кружили чудища океанских глубин. Светящиеся морские черти с огромными, острыми зубами заплывали вперед и поворачивались к скафандру, словно бросали ему вызов своими люминесцентными придатками. Впервые увидев рыбу-гадюку с длинным змеиным телом, заканчивавшимся невероятных размеров челюстью, он подпрыгнул и подумал: «Chauliodus sloani»[7]. Латынь его тут же успокоила, низведя монстра в ранг предметов для любознательного изучения. Каждая из окружавших его морских тварей выглядела гипертрофированной. Аргиропелекусы вытягивались вверх, ошибни и пеликановидные большероты – в длину. Длиннощуповый удильщик неопределенной формы, с длинным светящимся отростком, предположительно приманивающим добычу, вообще ни на что не был похож. Гарольд смотрел на него не без некоторой насмешки – пока не вспомнил, что и сам напоминает эту рыбину огромным шлангом-отростком, уходившим к поверхности в поисках воздуха. В техническом отношении созданная им система функционировала поистине идеально, с чем он себя то и дело поздравлял. Три месяца пролетели совершенно незаметно. Но в один прекрасный день он проснулся – его буквально вырвали из сна, – растеряв все представления о времени суток и днях. И почувствовал, что какая-то сила действительно тащит его за собой на сумасшедшей скорости. А когда поднял глаза, увидел, что шланг, служивший ему пуповиной и снабжавший живительным воздухом, натянулся до предела. Оттолкнулся ото дна, но свинцовые башмаки потащили его вниз.

Подобно всем искателям приключений, оставшимся в живых, он действовал быстро и без промедления принял мучительное решение отказаться от реализации своего замысла. Привел в действие систему безопасности, нажал на рычажок аварийного всплытия, сбросил балласт и увидел, как вокруг скафандра раздулся приличных размеров пузырь. Потом с головокружительной быстротой ринулся вверх, бросил в глубину замутненный слезами взор и подумал, что еще вернется, начав все по новой, и что сизифов труд – удел всех искателей приключений. Когда поднял голову, увидел над собой темно-синюю массу – то была «Аркебуза», на винт которой намоталась его труба. А еще через миг вынырнул на поверхность недалеко от нее, ослепленный сиянием неба.

Анри, Маквей и Вито зачарованно слушали историю его приключений. Гарольд рассказывал ее бесстрастным, отстраненным тоном, каким обычно описывают воспоминания об отпуске. Когда от кофе все перешли к рому, он удрученно понурил голову. Повисла тишина.

Нарушил ее Фенимор, как настоящий полководец вернув свое войско к неотложным проблемам текущего момента. Вал двигателя вращался вхолостую – из-за намотавшейся на винт трубы сломалась шпонка, соединяющая его со шкивом, а запасной у них не было. Экипажу не оставалось ничего другого, кроме как лечь в дрейф.

Такова была реальность, и трое остальных ожидали, когда Маквей перейдет к конкретным решениям. Но совершенно напрасно, потому что таковых у него не имелось, разве что ждать и надеяться, что на них, следуя своим курсом, наткнется какой-нибудь теплоход.

Анри страдал от головокружения, возникающего в безбрежном океане на фоне парадоксального ощущения замкнутости и тесноты в бескрайнем окружающем пространстве.