Человек и его тень

Капиталовложения были крайне ограниченными. Нужно было учесть предварительно, сколько кирпича будут закупать разные организации. Управленческие расходы строго лимитировались, поэтому Чжэн Бэнчжун фактически исполнял обязанности инженера, проектировщика, начальника строительства и экономиста (конечно, только фактически, без назначения на должности, без зарплаты и без почета, зато с полной мерой ответственности). Ему все приходилось учитывать и прежде всего то, что основное оборудование было старым и нуждалось в ремонте.

Котел, например. Он нашел на заводе азотных удобрений списанный взорвавшийся котел. Потом пошел на завод-изготовитель, где ему сказали, что такой котел починить нельзя. Чжэн Бэнчжун им не поверил, потому что не мог поверить: не было отпущено денег на новый котел. Он поехал в Чэнду, нашел там мастера, которого звали в народе «королем котлов», и упросил его приехать в Синьцзинь посмотреть котел на месте. «Король» походил вокруг останков старого, не одно десятилетие отслужившего котла и погрузился в раздумье. Слава небу и земле, он наконец изрек:

— Починить можно. Нужен высококвалифицированный сварщик. Качество швов должно быть абсолютно надежным.

О, небо! Найти высококвалифицированного сварщика нетрудно, но за каждый день работы надо платить ему десять с лишним юаней зарплаты, а откуда взять деньги?.. Как ни крути, а задача выпала на долю самоуверенной, но серьезной девушки Чжоу Яохуа.

Чжэн Бэнчжун рассказал ей всю историю старого котла и требования к ремонтным работам:

— В шве нельзя допустить ни единого пузырька и никаких примесей. Справишься?

Чжэн Бэнчжун говорил очень серьезно, но почему-то каждый раз, когда говорил с ней, ему хотелось, чтобы она смеялась.

— Сварить-то сварю, — сказала девушка, — но я раньше не сваривала для высокого давления, боязно мне.

— Не бойся, ты вари, а я сам тебя подстрахую, если что.

«Оказывается, так…»

Раз сказано, надо делать. Они вдвоем подошли к разорванному котлу.

Это был котел вместимостью две тонны, диаметром метр сорок. Нагреватель разрушился, в днище образовалась трещина длиной в полметра. Надо было срезать остатки нагревателя с площади около двух квадратных метров и поставить новый из стали той же марки. При сварке трещины шов не должен был проступить на внутренней стенке котла. Условия работы были очень скверными: сварщику надлежало вползти в узкую тридцатисантиметровую щель под днищем котла и варить шов лежа у себя над головой.

Чжоу Яохуа вползла в щель и включила горелку. Щель наполнилась дымом и обжигающим жаром. Несмотря на прокладку из мокрой циновки, одежда тоже могла пострадать. Они договорились меняться каждые десять минут, но Чжэн Бэнчжун уже через пять минут не выдержал, отозвал ее наружу и полез в щель сам. Потом Чжоу Яохуа вызвала его. Каждый старался остаться подольше, чтобы дать другому передохнуть. Погасив горелку, они вылезали с трудом, потные, грязные, с докрасна воспаленными лицами, но между ними уже возникало то чувство братства, которое соединяет людей в бою.

Они ушли с работы после полуночи. Наутро стали проверять вчерашний шов и нашли брак. Пришлось шов отбивать, что остановило сварку на несколько часов.

Освободились от работы, когда весь уездный городок уже спал. Как-то само собой так случилось, что они пришли на берег реки. Свежий ветер обдувал воспалившиеся от жара лица и успокаивал взвинченные нервы. Ночная Янцзы, казалось, текла медленнее и спокойнее, чем днем; блики лунного света вспыхивали на волнах, в небе бежали тонкие, как пух, быстрые облака, а с того берега тянуло из горных ущелий ночной прохладой. Оба они размякли, расслабились, и все, что обычно хранилось на самом дне души, вдруг, как родниковая вода, выплеснулось наружу.

Чжоу Яохуа очень хотелось узнать про Чжэн Бэнчжуна как можно больше. Тот начал с детских воспоминаний и уже не мог остановиться: он рассказывал о себе как о ком-то другом, постороннем человеке, несчастном и одиноком, по полном сил и надежды.

Его долгий рассказ как бы открывал двери одну за другой и впускал девушку в чужую жизнь. О многом она слышала впервые, и иллюзии, впитавшиеся с детских лет, стали таять; Чжэн Бэнчжун умолкал, но она продолжала обдумывать только что сказанное им. В эти годы политической смуты многое, во что она прежде убежденно верила, обернулось миражем и ложью; люди и оборотни причудливо смешались, правда и ложь поменялись местами; и все это было напрямую связано с тем, что пришлось пережить Чжэн Бэнчжуну в пятидесятых годах. Она думала, мучительно думала.