Человек и его тень

Чжэн Бэнчжун рассказывал, как он сам и подобные ему растратили десять или двадцать лет, лучшие годы своей жизни, свою молодость, личное счастье на борьбу с грязными надуманными химерами; как его унижали и ранили, медленно, по капле высасывая кровь, чтобы погасить жажду жизни, и все это, как кинолента, проходило перед мысленным взором девушки и заставляло ее сердце болезненно сжиматься. Чжэн Бэнчжун спокойно и хладнокровно рассказывал, каким наивным, легковерным и глупым он был раньше, перечислял гонения ровным голосом, каким обычно читают надгробные речи над чужими могилами, не скрывая свой позор, и сердце Чжоу Яохуа билось все тревожнее и взволнованнее.

«Говорят, наше общество самое справедливое, — думала она. — Но почему же тогда хороший человек должен так страдать? Зачем выпали ему на долю такие муки? Кому они нужны?»

Душа ее разрывалась. То ей казалось, что рядом с ней идет несчастный ребенок, которого надо приласкать и утешить, как утешают матери и сестры, то ей казалось, что человек этот силен и смел, крепок и мужествен, закален и опытен, что он способен повести ее за собой и защитить ее в жизни. Все смешалось: любовь, сострадание, сочувствие, уважение…

Когда они ушли с речного берега, Чжэн Бэнчжун вдруг осознал, что за десять с лишним лет он никому, даже родной сестре не рассказывал так подробно обо всем, что ему довелось пережить, а сегодня вдруг взял да и выложил все перед этой девушкой. Ну не странно ли?

«Что ж это я? Хочу добиться сочувствия? — думал он. — Нет, мне ее сочувствия не нужно. Мне не нужны чужие вздохи и слезы».

Но почему же тогда? И, только дойдя до дому, до своего опрятного, но убогого прибежища, он нашел ответ: «Она первая посочувствовала мне как равному, она первая, кому я небезразличен».

Может быть, это был не совсем искренний ответ самому себе. Подсознательно он избегал даже мысли об этом: «Потому, что это абсолютно невозможно».

Любовь

Когда старушке истории надоедают люди, цепляющиеся за ее ноги, она часто над ними смеется, а не кричит грубо: «Ступайте прочь!»

Чувство юмора этой старушки проявилось вовсю в Китае в начале семидесятых годов. Уезд Синьцзинь по своей инициативе строил два заводика для нужд жилищного строительства населения, что было насмешкой над официальным экономическим курсом с установкой «Сначала производство, а быт потом», практически полностью игнорировавшей народные нужды, или, что то же самое, над установкой «Сначала жена, а потом постель», отчего дети рождались, а дома не строились. Появление таких заводиков было знаком неуважения к государственным деятелям, к плановикам, которым как бы говорили: извини, браток, подвинься, мы сами все сделаем, обойдемся без вас.

Юмор старушки истории не миновал и такое ничтожество, каким был Чжэн Бэнчжун. Несуразицы, накапливавшиеся вокруг него шестнадцать лет, достигли прямо-таки комедийного масштаба… Политически он был никто, ни на заводе стройдеталей, ни на кирпичном заводе его не допускали ни на одно совещание, никогда не поощряли и не награждали. Ему разрешалось вкалывать, но не разрешалось ни болтать, ни свободно разъезжать. Но ни тот ни другой завод не могли без него обойтись. Это противоречие обычно пряталось за высокими заводскими воротами, а теперь стало достоянием улицы. Заводики стояли рядом, и каждый оспаривал Чжэн Бэнчжуна.

Если бы ответственный работник Гу хоть чуточку интересовался экономическим развитием подведомственного ему уезда и кричащим противоречием между непрерывно, уже двадцать лет возрастающим населением и ничуть не растущей жилплощадью, он бы заметил существование этих заводиков, которые стали привлекать внимание даже провинциальных учреждений. Гу мог бы, например, осмотреть их. Тогда бы он лично столкнулся с удивительным явлением: конфликтом из-за «правого элемента», которого каждый тянул к себе. Будь Гу серьезным работником, то замечательный человек в уезде Синьцзинь на пять лет раньше смог бы жить нормально.

Печально, очень печально. О заводе стройдеталей Гу в свое время высказался: «Все они отбросы общества, ну и плевать на них!» Что же ждать кирпичному заводу? Он дал ему обычную оценку:

— Из наносов кирпич лепить? Вот сумасбродство! Изобретатели доморощенные, ну и плевать на них!

История подает свои знаки скромно и незаметно, но эта старушка очень упряма: Чжэн Бэнчжун для нее песчинка, но и такую крупинку она водворяет на отведенное ей место.

Формовочная машина для кирпича, которая стояла на заводе стройдеталей, в свое время была «уворована» Чжэн Бэнчжуном. Он дважды посылал людей ее высматривать втайне от завода-хозяина. Потом он, Чжэн Бэнчжун, ее осматривал, писал свои расчеты на сигаретной коробке и всякими правдами и неправдами выхлопотал ее. Подошло время машину модернизировать, повысить давление — значит, опять понадобился Чжэн Бэнчжун.