В 1949 году разве она не была такой же, как и все дети нашей страны, нашей большой семьи? Но почему я все-таки не подумал о том, чтобы уберечь ее? Я должен был стоять рядом с ней, когда она, рискуя жизнью, бросилась вперед с открытым забралом.
А потом она разлюбила тебя, ведь она была слишком легкомысленной, ведь у нее были и свои недостатки. А затем этот университетский приятель, он, а не ты, сумел позаботиться о ней.
Моя боль в этом. И нет человека, который мог бы осудить меня.
Есть.
Кто?
Дун Дун.
Деревня в горах
Мудрец Чжуан увидел во сне, что превратился в мотылька и легко летает туда и сюда. Проснувшись, мудрец никак не мог понять, что же с ним произошло. То ли проснулся мудрец Чжуан, а мотылек спит, то ли проснулся мотылек, а спит мудрец Чжуан. Он ли, мудрец Чжуан, видит во сне, что превратился в мотылька. Или же хрупкий мотылек видит во сне, что превратился в мудреца Чжуана.
Очень интересная история. Очень интересная, слушаешь ее, и становится чуточку грустно именно из-за того, что она интересная, и именно потому, что это лишь прекрасный сон. Счастлив человек, увидевший такой сон, особенно если во сне он не превращается в мотылька, а становится арестантом, отрезанным от мира, не получающим никаких разъяснений, его даже не допрашивают, и не имеет он возможности жить или не жить, не имеет даже права на смерть. В тюрьме тебя прощупывают взгляды, в тюрьме постоянно следят за тобой, особенно если ты классовый враг… Вспомнит ли Чжан Сыюань снова об этом времени?
Он очнулся и от этого тяжелого, заставляющего человека задыхаться, сна. В 70-м году Чжан Сыюаня неожиданно освободили, и, как и три года назад, «повысили», что было необычным в отношении человека, побывавшего в тюрьме. Разбудили его и семейные вести, семьи-то уже не стало, пока он сидел в тюрьме, Мэй Лань через суд оформила развод и уехала, забрав с собой все ценные вещи. Для него, вышедшего из тюрьмы, эта новость была словно купанием в целебном горном источнике, от которого радуется сердце и блестят глаза, успокаивается душа и пропадает лихорадка.
Он снова запорхал беспечальным мотыльком. И не поднимаясь к небу, и не опускаясь на землю. «Ваше дело еще не снято с контроля», — сказал Чжан Сыюаню председатель группы по особым делам. Кадровый работник Восьмой армии, прошедший страну вдоль и поперек, ставший знаменитым и авторитетным руководителем и начальником, превратился в живую мишень, в человека, пойманного с поличным и осужденного революционными массами, в одинокого арестанта, забытого одинокого мотылька. Когда же прекратятся эти превращения?
Ему хотелось лишь жить, хотелось о многом поразмыслить, хотелось найти сына.
Поэтому в 71-м году, в начале весны, он отправился в далекую горную деревню, где Дун Дун работал в сельскохозяйственном отряде. У подножия гор — облака цветущих персиковых деревьев. В ущельях мчатся, крутясь, взлетая, гудя, рассыпая на лету серебряную пыль, горные, потоки. Везде — жизнь, и даже на теневой стороне снуют в воде, под тонким слоем льда, плотные стайки рыбешек. О солнечной и говорить нечего, на ней зеленеет лук, по траве видно, что и зимой она продолжала расти. Озорные белки перепрыгивают с ветки на ветку. На большом зеленом камне расшвыряна скорлупа персиковых косточек, ядрышки дочиста выедены. Маленькие разноцветные змеи мелькают среди сухих листьев. Пробежал заяц и исчез, как дым. Чжан Сыюаню вспомнилась инспекционная поездка в пригородные районы, ехали ночью на машине, и серый зайчонок попал под свет фар. Зверек испугался: вокруг тьма, а сзади несется по пятам что-то странное, внушающее ужас. Ему оставалось лишь мчаться вперед по дороге, мчаться, рискуя жизнью, по столбу света от машины. Шофер, громко смеясь, нажимал на акселератор. И в этот момент Чжан Сыюань приказал остановиться, выключить свет и дать зайцу уйти. Но ему было не по себе от такой женской слабости. Он взглянул под колеса, думая, что зайца все же раздавили, и увидел длинные дрожащие серые уши. Внезапно зайчонок, в котором неизвестно откуда взялась храбрость, сделал отчаянный скачок и скрылся. Чжан Сыюань вздохнул.
Извилисты горные тропинки. Еще более извилисты тропы человеческой жизни. Но горы все-таки горы, люди все-таки люди. Хоть и немало настрадалась земля, весна — это все-таки весна родины, весна гор, весна людей. Он на самом деле надеялся превратиться в мотылька и летать от покрытых снегом горных вершин к ущельям, где гудят горные потоки, перелетать с зарослей диких фруктовых деревьев на террасы полей. На одном из полей молодые парни пахали землю. Их бригадир, в косо застегнутой ватной куртке, играл на рожке. Вдруг он высоким голосом затянул песню: