Человек и его тень

Заботы были мелкими, незначительными и надоедливыми. Всюду старине Чжантоу приходилось начинать с очереди: приходилось стоять в очереди на станции, при посадке на поезд, в вагон-ресторан тоже стояла очередь; в уборную тоже была очередь, нужно было занимать очередь и для того, чтобы умыться и почистить зубы. Старина Чжантоу привык и приспособился к стоянию в очередях, что вызывало возмущение заместителя начальника Чжана. Тому приходилось терпеть непочтительное отношение к себе и отвратительные условия. К тому же какой-то мужеска пола горластый толстяк лет пяти-шести от роду без удержу колотил в какую-то железку, расхаживая по вагону. Старина Чжантоу остановил его, угостил конфетами, хотел было поиграть с ним, но тот, словно капризный тиран, отшвырнул конфеты и неприлично выругался. Это грубое ругательство вызвало громкий хохот у всех пассажиров, в хохоте чувствовались восхищение и радость, словно они нашли спрятанный в лесу клад. Если Чжан Сыюань, слушая такое, мог только, опустив голову, каяться в преступлениях, а его вторая половина, заместитель начальника Чжан, мог сразу же возмутиться и побагроветь, то должностное лицо как таковое не могло стерпеть оскорбление. «Ты зачем ругаешься?» — спросил он несколько сурово. Карапуз угрожающе поднял голову: «И буду ругаться! Буду! Подожди еще, я скажу отцу, чтобы он есть тебе не давал…» Оказывается, отец этого толстяка работал поваром в вагоне-ресторане. Пассажиры снова громко захохотали, приговаривая сквозь смех: «Хорош парень, такой малец, а здорово качает права!»

Но было кое-что и похлестче. На второй день во время остановки на отдых старина Чжантоу ночевал вместе с другими сорока двумя пассажирами в одной большой комнате, где можно было топор вешать. Шесть сорокаваттных люминесцентных ламп горели всю ночь. Половину ночи работники гостиницы занимались учетом постельных принадлежностей, без этого учета они не могли никого поселить в гостинице, и допроверялись до первых петухов. Ему не удалось уснуть. Он уже жалел о своей поездке, жалел, что оказался таким непрактичным, что с самого начала не прислушался к советам своего секретаря. На местной ведомственной горкомовской машине, которую ему бы выделили провинциальные власти, он ехал бы самое большее полдня, а не целых два. Он, в конце концов, уже состарился, уже не тот старина Чжантоу, что два года назад…

На второй день его самочувствие улучшилось. Сойдя с поезда, он почувствовал, что одержал победу. Почувствовал, что он крепкий человек, почувствовал в себе то исконное «я», которое еще не оторвалось от простых людей. Но он отчетливо ощущал, что за его улыбкой над самим собой все же прячется самоуверенность, но шаткая, понимал — нужно быть заранее готовым к тому, чтобы услышать следующее: «В эти несколько дней заместитель начальника Чжан был не больше чем бездельником…» Он нахмурился.

Но было одно невыносимое для него событие. На второй день пути, когда он, заняв очередь за талонами на обед в железнодорожную столовую, пробирался на свое место в этой длинной очереди, видя, что она уже подходит к окошку, где продавали талоны, один широкомордый, одетый в горно-спортивную форму, здоровенный детина почти двухметрового роста ударил его локтем и загородил дорогу. Дело было не в несоблюдении очереди, не в толкучке, дело было в том, что этот верзила, остановившись у окошка, где продавали талоны, и специально дождавшись, когда подойдет очередь Чжан Сыюаня, понимая, что тот стар и слаб и ничего не может сделать, нанес ему рассчитанное оскорбление: «Товарищ, а вы чего без очереди?» Чжан Сыюань вздрогнул. Посмотрел на него, как на пустое место, рявкнул: «Сам встань в очередь!» — пытаясь отстранить рукой верзилу. Тот и бровью не повел, презрительно взглянул на Чжан Сыюаня. «Хватит бабской трепотни! — угрожающе поднял кулак. — Кто сказал, что я без очереди? Моя очередь как раз перед тобой!» — «Пусть все скажут, стоял он или нет?» — ничуть не испугавшись, обратился Чжан Сыюань к людям, уверенный, что они воспротивятся дерзким, глупым, безосновательным словам этого верзилы. Но ни один не сказал ни слова, некоторые нарочно опустили головы. «По-моему, это ты влез без очереди!» Детина рванул Чжан Сыюаня за рукав, чуть было не свалив на землю, вытащил из очереди и замахнулся, словно собираясь его ударить. Разве по силам было вступить с ним в драку? Как хотелось Чжан Сыюаню, чтобы в этот момент рядом с ним оказались секретарь, охранник и шофер. Он представил, какая суматоха поднялась бы вокруг него, охранник вытащил бы пистолет, секретарь, после того как вызвал по телефону сотрудника госбезопасности в связи с этим хулиганством, испугался бы до такой степени, что стал серо-белым, умолял бы простить его, что недоглядел, и не договорив, свалился бы в обморок. И все окружающие всплескивали бы руками, выражая свое сочувствие… Сейчас все это невозможно. Вступить в драку — все равно, что колотиться головой о стену.