Человек и его тень

Дальше, дальше, только дальше. Радость от достигнутой цели безмерно искупает трудности пути. Ощутимость достигнутого успеха вознаграждает за все тяготы борьбы. Снова проносятся горы, снова проносятся мимо два круглых, огромных, похожих на жернова камня, занесенных сюда волшебной силой. В селе говорили, что когда-то бог Эрлан нес на плечах эти два камня и бросил их здесь в погоне за солнцем. Все знают, что лежат эти два камня незапамятное число лет и пролежат еще столько же. В противоположность Чжан Сыюаню они нисколько не изменились за эти четыре с лишним года, которые прошли со дня его отъезда отсюда. Как и раньше, они, задумчивые, огромные и вечные, встречают возвращающегося из дальнего пути Чжан Сыюаня, встречают так, словно ничто не изменилось с того года, когда Чжан Сыюань работал в соседней деревне, ходил в лавку или болел, словно Чжан Сыюань никогда не уезжал отсюда, словно он и не был каким-то там секретарем горкома или заместителем начальника отдела. Поезд остановился, и они сразу увидели друг друга, Дун Дун и Чжан Сыюань, который был лишь чуточку повыше сына. Дун Дун снова подрос, плечи его раздались, он давно уже работал учителем в уездной начальной школе. В письмах они обменивались приветами, а сейчас Дун Дун пришел на станцию встретить отца. «Свет-то есть?» — первое, что спросил Чжан Сыюань, когда сошел с поезда. Со светом все в порядке, керосиновые лампы поменяли на электрические, вместо каменных крупорушек пользуются электрическими, с помощью машин, а их все больше, чешут хлопок, молотят зерно, выжимают масло, обдирают рис, мелют муку, убирают зерно и хлопок… рассказывал ему Дун Дун. Отец и сын прошли несколько шагов и встали под абрикосовым деревом, ствол по-прежнему густел смолой, напоминающей старческие, трогающие душу слезы. Обильные потеки смолы, ее цвет, кора, где она проступала, — все в точности такое, как и четыре года тому назад, когда-то старина Чжантоу выкуривал под этим деревом свою первую утреннюю трубку. Он протянул сигарету сыну, сигарета была с фильтром, на пачке, естественно, надпись «Китай». Уголки губ у сына чуть-чуть дрогнули, когда он брал ее. Рядом с абрикосовым деревом был родник, прикрытый сверху двумя позеленевшими каменными плитами, вода в роднике была чистой и прозрачной. Здесь было тихо и безветренно, солнце начала зимы согревало их, отца и сына. Надо же, рядом с родником росла старая трава, из ее желтизны пробивались новые зеленые травинки. Разве не таким теплым солнцем и такой безветренностью начинается лето? Откуда им знать, этим крохотным, вновь оживающим стеблям, что к ним еще не пришла яснобровая весна? Он отодвинул каменную крышку, зачерпнул в пригоршню воды и сделал два глотка. Вода по-прежнему была вкусной, ледяной и чистой. Подняв голову, он увидел первого местного жителя, с которым ему привелось увидеться в этот приезд. Это был портной, которого он почти не знал, когда прежде жил в деревне. Круглые, старые, с разными стеклами очки, такие же старые, как и история двух огромных волшебных камней. Однако портной с первого взгляда узнал его, и он тоже сразу узнал портного. Это не секретарь ли Чжан? Вы какими судьбами оказались в наших скромных краях? Как мой узел, не хотите ли попробовать его на вес, секретарь Чжан? Наши дела неплохи, неплохи, неплохи благодаря гениальному руководству нашего Центрального Комитета и нашего просвещенного Председателя. Вы приехали сюда для проверки или отдыхать? Да, это воодушевит всех живущих здесь, всем придется по душе… То так, то эдак, чиновники болтают, чиновники треплются, дела начальство делает спустя рукава, одни только заботы людям!