Лето. Белая с короткими рукавами рубашка, темно-синие брюки на широком ремне. 45-83, телефонный номер ее школы. Набираешь номер, и из трубки доносится застенчивый голос. Брали трубку и не спрашивали, кто звонит. Белая тень промелькнула перед глазами. Что это, это она здесь, в горах? В какой коммуне, в какой бригаде, в какой деревне? Ведь на самом-то деле все это неправда, все эти слухи о тебе, ведь ты жива, ты не ушла, не умерла, ты поговори снова со мной. Разве ты не слышала, что это была судебная ошибка, что тебя оправдали? 45-83, почему же никто не берет трубку? Тра-а-ах, разлетелся на куски телефон. Слезы, это мои слезы? Тюрьма, освобождение, мчится ЗИМ по Ванфуцзину, по центру Пекина. Купе в мягком вагоне Пекин-Ханькоуской железной дороги. «Боинг», летящий в голубом небе среди белых облаков. Вверху — синее небо. Внизу — белее снежных сугробов облака. Снова смолкли двигатели. Финики, падающие как дождь. Пули, летящие как дождь. Дождь листовок. Взмахи кулаков как дождь. Прошу тебя, послушай, как тяжело бьется мое сердце, прошу тебя, дай мне таблетку. Прошу тебя, сделай мне укол. Да, доклад уже подготовлен, завтра — в отпуск, и уеду.
Сможет ли он уехать? Или это невозможно? Он снова отметил про себя, что еще рано выходить из возраста замыслов и горячности. Но разве и эти замыслы, и эта горячность не приходят вместе с жизнью и не уходят вместе с ней? Если все это действительно сбудется… Разве надежда не освещает ему путь, словно факел? Там, в прошлом, остались кое-какие сомнения, радости и хлопоты. Там осталась привычная, немного приевшаяся четырехкомнатная квартира. Действительно, неудобно: Чжан Сыюань, и в такой квартире! Чжан Сыюань ведь не изменился. Чжан Сыюань — человек из горных краев, свой человек. Что? Пора? Заседание, которое никак не кончится, даже во сне приходится заседать. Товарищи! Нам необходимо решительно сплотиться, нам необходимы реформы, нам нужно навести порядок в военном и административном аппарате.
Межа
Погода также радовалась повторному приезду Чжан Сыюаня. Дни стояли на редкость ясные. Люди, горы, деревья и воздух — все было глубинно спокойным. Дун Дун, сопровождая отца, исколесил поля, горы, сады, огороды. Высились деревья хурмы с плодами, радовали обилием грецкие орехи, был причудливо разноцветен перец, красовался боярышник, плыли за ветром персиковые и сливовые деревья, стройнели яблони… покой и благодать вокруг. Ступая по валявшимся на земле недозрелым финикам, увертываясь от шипов и колючек, рвущихся вслед, вышли к лесопитомнику. Посаженные ими пять лет назад, в дождь, белокорые треххвойные сосны и лиственницы уже подросли и касались коленей. Деревья, посаженные их руками (в тот день их руки, лица и одежда были густо измазаны землей), когда-нибудь вымахают до небес, сменится одно поколение, уйдет другое, уйдут несколько поколений, а деревья по-прежнему будут укрывать горный склон своей густо-зеленой кроной. Деревья поистине даруют утешение человеку.
Но он и Дун Дун все еще не могли договориться. На этот раз Дун Дун был особенно заботлив и внимателен к отцу. «Вы должны заботиться о своем здоровье. Нужно отдыхать, не перенапрягаться. Самое лучшее — ездить каждое лето к морю». Дун Дун действительно вытянулся, но выглядел больным. «Поедем в Пекин, у тебя есть все основания… будем жить вместе, я буду стариться потихоньку». — «Нет», — не совсем решительно ответил Дун Дун. «Почему? Как это понять?» Чжан Сыюань нервничал, Дун Дун же оставался полностью спокойным. «Вы не подгоняйте нас. Мы тоже хотим стать великим и благородным поколением, похожим на ваше, стать первооткрывателями вопреки препятствиям, стать первопроходцами и творцами. Мне уже двадцать семь, мы научились кое-чему, слушая отцов и матерей, своих старых учителей, слушая, что говорят наши групорги, что говорят бедняки и середняки, и то, что говорят чиновники. Нам нужно самовоспитаться, выучить самих себя, нам нужно найти те слова, которые мы хотим сказать».
Твои слова однобоки и пусты. Зачем нарочно удивлять людей словами? Разве недостаточно было в Китае высоких ошеломляющих слов? Пользу крестьянам приносит политика партии, а не ваши ошеломляющие слова, как всегда пустые, фальшивые и громкие. Ты не пустота, Китай не вакуум, история не нирвана. Вам нельзя начинать с добывания огня трением. Вы не разобрались ни в своих чувствах к стране, ни в истории. Придерживаясь ваших легковесных взглядов, можно только навредить и себе и стране, сломать шею и изойти кровью. Человеческая история — это непрерывный процесс, революция — дело нескольких поколений. Следовать чему-либо не значит придерживаться рутины, дискуссии относительно критерия истины уже идут творческим, развивающимся путем, они пробивают и расчищают себе дорогу. Китай нуждается в настоящей реальной работе, а не в маниакальном самовозвеличивании. Пока живешь — до тех пор и учишься, учишься до старости, я вот все время чувствую, что мне необходимо и дальше учиться…