«Спасибо», — ответила Цю Вэнь искренне и немного насмешливо.
«У меня прежде не было такого, как ты, друга. Ты и чистая, и сговорчивая, и остроумная, и ласковая, и добрая, и…»
«По вашим словам, я само совершенство, встречающееся раз в несколько сотен лет?»
«Не надо шутить. — Голос Чжан Сыюаня стал немного печальным. — И к тому же я чувствую, что ты понимаешь меня, может быть, я даже нравлюсь тебе».
Цю Вэнь отвернулась, избегая взгляда Чжан Сыюаня.
«У меня много дел. На мне — хомут обязанностей, мне нужно, чтобы меня тянули за постромки, иногда вели туда, куда следует. Встречая трудное дело, я всегда вспоминаю о тебе, если бы ты была рядом со мной, если бы ты могла стать моим советчиком, моим помощником, стать… Тогда, несмотря ни на что, и жить и работать было бы не так уж трудно».
«. . . . . .»
«На этот раз я приехал лишь ради тебя. Не сомневайся в этом, поедем вместе со мной. Когда ты приедешь, ты сама выберешь себе работу. Твоя дочь, конечно, поедет вместе с нами…»
«С кем «с нами»? — строго спросила Цю Вэнь. — Почему я должна стать вашим помощником и советчиком? Почему я должна бросить свою работу, свое дело, изменить свою жизнь, оставить своих соседей и родственников и стать женой начальника?»
«. . . . . .»
«Вы, вы думаете только о себе! А вы можете, ни минуты не размышляя, оставить Пекин, расстаться со своей должностью, приехать ко мне, стать моим советчиком, моим помощником, моим другом? Можно ли сделать именно так, а?»
«Этот вопрос следует обсудить».
«Обсудить? Вот он, голос чиновника. Простите. Моя запальчивость как раз и доказывает, что я нисколько не похожа на то совершенство, которое вы себе придумали. Ведь на самом-то деле ваша работа важнее моей в сто, в тысячу раз. Не признавать это — значит ошибаться. Я доверяю вам и вашим сослуживцам. Вы потеряли слишком много времени, я думаю, что вы его наверстаете. Я желаю вам успехов. Мне хотелось бы помочь вам. Но я не могу уехать. Я привыкла к деревне».
«Ты собираешься прожить здесь всю жизнь? Разве между тобой и здешней жизнью не лежит межа?»
«Ко многому привыкаешь. Поэтому-то я и уважаю вас. Вы сумели стать заместителем начальника, сумели приехать в деревню и жить здесь вместе с нами. Вам даже пришла в голову такая удивительная мысль, как увезти меня с собой. Но мои притязания не столь велики, я останусь сельским врачом, буду помогать людям в их страданиях. Не забывайте нас! Храните в сердце нас и все, что было. Спасибо вам… — Голос Цю Вэнь прервался. — Я лишь надеюсь, что вы сделаете много доброго для людей и не сделаете ничего плохого… Ваши добрые дела простой народ не забудет».
Что-то сдавило горло Чжан Сыюаня. Он медленно вышел. Цю Вэнь не провожала его. Потом он долго жалел, зачем не разглядел хорошенько и стул, прочный и тяжелый, на котором сидела Цю Вэнь, и ее белеющий свежим деревом стол. Ее лампу, ее книги, ее табуретку, на которой стоял таз для умывания, ее соломенную шляпу и стетоскоп. Все эти вещи были счастливее, чем он, все эти вещи и утром и вечером не расставались с Цю Вэнь, жили рядом с ней.
Деревенские родственники продолжали приглашать в гости, и душа и желудок требовали проверки общинных щедрот. Соевый творог и лапша из картофельной муки, ягодное вино и острые приправы — все получали с подсобного хозяйства. Свежие куриные яйца, яйца уток и гусей, яйца, консервированные в извести, и яйца с тухлинкой, яичный порошок — всего стало больше, так же как и денег на мелкие расходы. Было и просяное печенье на меду и масле, самое любимое лакомство здешних жителей… О чем еще заботиться? Чего еще желать? Да чтобы исчез страх. Да чтобы не менялась политика, да чтобы вот так и работать и не вцепляться друг другу в горло, а тогда и жизнь понемногу станет лучше. Наши деревенские дела и взаправду стали лучше, чем мы думали. Скорого всем богатства, наше государство надеется на всех нас! Мы научились кое-чему, теперь можно жить и дальше, наши крестьяне надеются на таких, как вы! Так воодушевляли друг друга досыта наевшиеся и вдосталь хлебнувшие гости.