Человек идет в гору

какие орлы-соколы из нашего колхоза вышли. Неужто

совесть ваша дозволит отказать в какой-то там малости —

генераторе да двух моторах, а?»

— Ох и хитрющий же ты мужичина, дед Никифор!—

тихо рассмеялся Чардынцев.

— Ну-к, ясно-понятно: рыбаковский. У нас отродясь

дураков не водилось, — внимательно-ласково щурясь на

Чардынцева, сказал дед Никифор и вдруг хлопнул себя

руками по коленкам: — Лексей Степаныч, дорогой, не

откажи в любезной милости... Старуха наказывала, а я

забыл, память дырявая! Пироги, рыбка, медовуха у меня,

брат, такая, что разом твою хворь, ровно занозу из

пальца, выдернет!..

Ведя Чардынцева в свою избу, дед Никифор

топотком советовал:

— Есть у Митричя в городе большой человек. В

случае неудачи, — к нему подайтесь. Ты порасспроси у Мит-

рича про него. Расскажи, дескать, про бурю на Енисее.

Он тут тебе все выложит...

С рассветом Чардынцев пошел, как обещал, на Шай-

танку. У перелеска молочной рекою стелился туман, и

казалось, что березки, войдя по" колена в воду,

остановились в нерешительности.

Месяц, бледнея, ронял серебро и, плавясь, оно

тяжелыми, сверкающими каплями пригибало траву к земле.

Поеживаясь от холодка, Чардынцев взглянул на свои

сапоги — их густо отлакировала роса.

За холмом у реки приглушенно токовал трелевочный

трактор. Воздух был напоен душистым настоем трав и

144

цветов. Легка дышалось. Сердце ласкала теплая волна

воспоминаний.

Каждая былинка была ему здесь знакомой, каждый

куст — свояком.

Быстро светлело. Березки перешли вброд молочную

реку тумана. Из-за перелеска алыми петухами взмыли в-

небо первые облака.

Чардынцев вышел на гребень холма и остановился а

изумлении.

У Шайтанки десяток парней и девушек копали

котлован. Немного поодаль плотники топорами обтесывали

длинные бревна.

«Не спит комсомолия!» — обрадовался он и сбежал

вниз.

— Алексей Степаныч!—окликнул его звонкий

девичий голос. У трактора — свежая, розовая, будто щедро

облитая солнцем — стояла Танюшка. Серый комбинезон

туго облегал ее стройную фигуру.

— Вот, — показала она на плотников, — готовим свая

для плотины.

— А кто руководит у вас строительством

гидростанции? — спросил Чардынцев..

— Саня и я, — ответила Танюшка. Она сказала это

так, будто руководство ее и Сани было делом само собой

разумеющимся.

— Я имею в виду техническое руководство, —

улыбнулся Чардынцев.

— Всякое! — проговорила Танюшка, удивляясь

непонятливости Чардынцева.— Саня в минувшем году окончил

электротехникум. Нам в Сельэлектро прораба давали —

отказались. Вон он, прораб наш. Саня!—крикнула она

вдруг. — Поди сюда!

Чардынцев увидел того самого кудрявого парня с

застенчивыми и вместе строгими глазами, у которого

«набираются ума» старики.

— Здравствуйте, товарищ полковник, — сказал Саня,

подходя к Чардынцеву.

— Здравствуйте... товарищ прораб. Как идег

стройка?

— Плохо. Потап Дмитриевич забрал людей на

прополку. Причина уважительная, конечно. А нам котлован рыть

надо, плотину ставить. Шайтанку в этом месте на три

метра поднимем.

«Ь.444 — 10 145

Он поднял по-военному висевшую на бедре планшетку

я, развернув ее, показал проект.

Шайтанка, перехваченная посередине плотиной,

катила крутые волны. На левом берегу на сваях стояло

аккуратное здание гидростанции, вплотную примыкавшее к

большой электрифицированной мельнице.

Вдали, сливаясь с горизонтом, уходили в поля столбы

высоковольтной электролинии.

А по обоим берегам Шайтанки зеленели леса и

дубравы, на покрытом сочной травой лугу паслось стадо

коров. В левом углу, у выезда из деревни, высилось

розовое здание дома культуры.

— Красиво! — похвалил Чардынцев.

— На бумаге! — негодуя, проговорила Танюшка. —

Генератора нет? Нет! Людей Потап Дмитриевич забрал?

Забрал! —она обиженно собрала губы. — У нашего

председателя вместо сердца —деревянная трещотка!

— Зря председателя ругаете,— сказал Чардынцев.—

Он завтра едет за генератором.

— И вы с ним? — спросили Саня и Танюшка в один

голос.

— И я.

—• Так вы уж, Алексей Степанович, от имени всех

комсомольцев просим, помогите нашему председателю, —

попросила Танюшка,, блестя горячими глазами.

— И главное, товарищ полковник, генератор достаньте

на шестьдесят киловатт. 19-киловаттный у нас есть, да в

нем толку немного, — солидно и наставительно, • как

подобает его должности, сказал Саня.

Чардынцев слушал их и тихо, с затаенной гордостью

улыбался...

И снова безмолвно, одними лишь красками бушевала

заря. По реке плыли золотые отблески заката. Далекие

синие перелески затягивало паутиной тумана.

Почернелый от времени буксир, шумно пыхтя и

выбрасывая из трубы невероятную массу дыма, тащил длинную

вереницу плотов. Хлопотливая посудина, казалось,

выбиваясь из последних сил, боролась с могучим течением.

На последнем плоту, по-татарски поджав под себя

йоги, сидел Потап Дмитриевич, а Чардынцев, обнаженный

146

по пояс, подкладывал щепу под котелок, подвешенный

на трех березовых палках. Когда Чардынцев нагибался,

под лопатками катались бугрышки мускулов. На груди и

спине синели большие рубцы от ран.

— Я гляжу, полковник, ты на плотах, как на

полатях,— добродушно усмехнулся в бороду председатель

колхоза.

— Так я ж на плоту родился, — весело отозвался

Чардынцев.