Человек идет в гору

— Верное слово, Алексей Степаныч. Но скажите мне, родненький, — заговорила она, понизив голос, почти шопотом: — вот была я подсобницей — все меня уважали. Потом встала к станку. Трудно было, а научилась. И опять же люди уважали. А теперь — чую: нет у меня авторитета. С чего бы это? Оттого, что — не по коню седок: конь резвой, а седок кривой.

Она умолкла. Седая прядь выбилась из-под алой косынки и рассыпалась по щеке снежной порошей.

— Наговариваешь на себя, Анна Спиридоновна, — сказал Чардынцев, незаметно для себя переходя на «ты». — Тебя не только уважают рабочие, тебя любят. Я примечал это не раз. Стало быть, можешь ты быть руководителем? Можешь! В тебе есть хороший огонек. Но вот что, по-моему, приключилось: поднялась ты повыше, ветер, конечно, стал посильнее, и ты испугалась, как бы не погас огонек. А ты не давай ему гаснуть, пусть ветер раздувает его в пламя.

«Угадал, — молча удивилась Аннушка. — Я испугалась сильного ветра…»

— Нехватает тебе чего? Знаний, опыта руководства людьми. Это дело наживное. На днях начинают работать курсы мастеров.

— Запишусь! — с неожиданной решимостью проговорила Аннушка.

— И еще, Анна Спиридоновна, запомни: руководитель похож на дирижера. Он следит за тем, чтобы каждый музыкант вносил свою долю звуков в общую симфонию. А в твоем оркестре мы слышим только три-четыре скрипки — Глеба, Никиты с Шурой, Сабира да Якова; остальные музыканты бездействуют. Так ведь?

— Так.

— Анна Спиридоновна! — закричали из конторки. — Вас Иван Григорьевич вызывает!

Аннушка тряхнула головой, заправила под косынку седую прядь и взглянула на Чардынцева с какой-то молодою веселостью в глазах.

— Попробуем, Алексей Степаныч, сыграть оркестром, — сказала она, крепко пожимая его руку.

— Да, да! И так, чтоб на весь завод слышно было! — ответил Чардынцев.

Он проводил ее задумчивым взглядом.

Как горожанин не видит рождения зари, а с удивлением останавливается перед вымахнувшим из-за дальних громадин домов золотым шаром солнца, так и Чардынцев не видел прежде, как рождается в человеке прекрасное. Он делил людей на хороших и плохих, и ему было недосуг узнавать, как они становились такими.

Нужно замечать в человеке зарю прекрасного, а еще лучше — ускорять ее наступление.

У свежего номера стенной газеты «Острый резец» в обеденный перерыв собрались рабочие. В передовой статье говорилось, что второй цех позорно задерживает сборку первого комбайна. Комсомольская организация объявляет себя мобилизованной на ликвидацию прорыва и призывает всех рабочих удвоить свои усилия.

Большая, ярко разукрашенная карикатура изображала богов, восседающих на Олимпе, и среди них легко узнавалась вихрастая голова Глеба. Под карикатурой были стихи:

Высот Олимпа я достиг,
Живу с богами, небо радуя.
А что в цеху моем прорыв,
Что развалил свою бригаду я, —
Об этом думает пускай…
Святой угодник Николай!
Совет наш Глебу от души:
Чем киснуть в небе с богом рядом,
На землю лучше поспеши
Руководить своей бригадой!

— Ну-ка, с кого там резец стружку снимает? — громко спросил Добрывечер, протискиваясь поближе к газете.

Рядом стояла Наташа.

— Иван Григорьевич, — вполголоса сказала она начальнику цеха, — прошу вас… переведите меня в другую бригаду.

— Чего так? Ай у глебушкины очи нагляделась?

Наташа вспыхнула, обиженно поджала губы.

— Ну, ну, — примирительно пробасил Добрывечер, — когда дивчина злится, она похожа на мину замедленного действия — того и гляди взорвется!

— Вы все шутите, Иван Григорьевич. А мне не до шуток. Да и вам, если разобраться, не до них. Не цех, а предмет для склонения по всем падежам…

Добрывечер нахмурился.

— Предмет для склонения! Вот потому и нельзя бегать из бригады в бригаду. Помочь надо Глебу…

— Не хочет он ничьей помощи. Умнее всех себя считает!

— А ты возьми его за чуб и потряси так, шоб вся дурь вышла. Моя маты так батьку лечила.

Наташа махнула рукой и пошла к своему станку. В воздухе повис зычный бас гудка, хором запели электромоторы…

И все-таки неделю спустя Наташа настояла на своем. Сговорившись между собой, четыре девушки пришли к начальнику цеха:

— Не имеете права зажимать инициативы женщин! — горячилась высокая, белолицая Зоя Рыбалко.

— Мы хотим показать ребятам, как надо работать по-настоящему! — солидно добавила толстушка Гульнур, требовательно глядя на Добрывечера своими черными глазами.

Наташа стояла в стороне с выражением, которое примерно означало: «Неделю назад я была одна. Теперь нас целая бригада!»

— Добре. Нехай буде по-вашему, — согласился начальник цеха. — Только глядите: соревнование будет жарким. Догонять таких хлопцев, як Зайцев или Глеб, — нужны быстрые ноги!..

Они вышли из конторы цеха радостно окрыленными. Наташа оглядела своих девчат с гордым и вместе озабоченным выражением:

— Теперь мы у всего цеха на виду. Справимся — завоюем уважение у коллектива.