Человек из Назарета

– О, это не простое нарушение правил принятия пищи, – сказал Каиафа несколько раздраженно. – Не прелюбодеяние, не воровство. Это – по большей части не осознаваемое самим грешником глумление создания, в данном случае человека, над величием, всевластием и всемогуществом создателя, то есть – Бога. Может быть, аналогия покажется неуместной и даже нелепой, но представьте себе, как кого-то тошнит на незапятнанный, сияющий чистотой снежный покров, и снег при этом вопиет в неразрешимом отчаянии и отвращении. Конечно, сравнение нелепое, но нелепость – неотъемлемая часть таинственного. А есть и еще нечто таинственное, не поддающееся человеческому разумению: если то, что я утверждаю, истинно, то Бог любит свое создание, человека, любовью, доставляющей ему неизбывные, тягостные страдания.

– Я простой римлянин, – проговорил Пилат с плохо скрываемой ненавистью к собеседнику и замолчал. Его выводило из себя то, как этот еврей обходился с простым и понятным латинским языком – терзал его и выворачивал наизнанку, действуя точно так, как действуют некоторые новые поэты александрийской школы, наворачивая словеса на словеса как снежный ком. Это было невыносимо. Западной простоте и суровости всегда претила изысканность и мягкость Востока.

– Если это так или могло бы быть так, – продолжил тем не менее прокуратор, – то можем ли мы считать, что жертва принесена, а вы являетесь исполнителем ритуала жертвоприношения?

– Это не так, – отрицательно покачал головой Каиафа. – Более того, Писание не дает мне права столь вольно размышлять по поводу того, что пока непостижимо. Что касается фигуры Мессии – как ее понимают люди Израиля, – то это совершенно иное понятие. Время Мессии еще не настало.

– Но ведь язычникам, не иудеям…

– Иноверцам?

– Иноверцам ведь можно верить в непостижимое?

– Иноверцам можно верить во что угодно. Но, ваше превосходительство, – проговорил первосвященник, – я занял и так слишком много вашего драгоценного времени. А ведь я пришел с очень простой просьбой. Сегодня Йом Шиши, или, по-вашему, день Венеры, день любви. Шаббат начинается на закате солнца. А во время святого праздника Песах Шаббат – это особо торжественный день. Члены Синедриона в этой связи просят вашего позволения не омрачать праздник и приказать солдатам снять с крестов тела казненных евреев.

– Будете уходить, поговорите с моим помощником. Он все устроит. А что сделают с телами?

– Зелоты похоронят зелотов. Что до третьего, то у нас есть кладбище для приезжих. Там уже лежит один самоубийца без имени. Теперь к нему присоединится самоубийца с именем.

– Самоубийца? – удивился Пилат. – Иисус – самоубийца?

– Я использую этот термин более свободно, чем это принято, – отозвался первосвященник. – Но ведь он настойчиво и планомерно шел навстречу собственной смерти. Так?

Пилат не ответил. Подумав, он сказал:

– Для третьего уже приготовлена усыпальница. Ко мне приходил влиятельный представитель вашего народа и вашей веры. Ко мне, а не к вам, заметьте! Пришел и сказал, что позаботится о достойном царя Израиля захоронении. Отважный человек. А может быть, он видит дальше, чем мы с вами?

– Как его имя?

– Он предпочел остаться неизвестным. А Рим, как известно, защищает евреев от самих евреев. Что же мы видим? Разлом, нарушение былого единства. Я бы на вашем месте, ваше преосвященство, более внимательно вглядывался в будущее.

– Я просто хотел бы узнать, – проговорил Каиафа, – местонахождение склепа. Вы же помните, он говорил о том, что воскреснет на третий день, что может разрушить Храм и за три дня вновь его построить. Кому-то увиделась в этом достаточно прозрачная аллегория. Такого рода прогнозы способны породить новые опасные суеверия. Многие боятся, что последователи Иисуса похитят его тело, а потом заявят, что он воскрес. Можно ли организовать охрану гробницы?

– Не вижу к тому никаких препятствий.

– Нам бы хотелось, чтобы охранниками были незаинтересованные люди. Если это будут наши люди, то сподвижники Иисуса заявят, будто он поднялся из гроба, но проклятые фарисеи и священники скрывают это. Поэтому я был бы искренне благодарен, если бы…

– Хорошо! Я дам вам охрану из римлян, – сказал Пилат.

Помолчав, он вновь заговорил, глядя первосвященнику в глаза:

– Не понимаю, что вы за люди, ваше преосвященство! Сначала, увидев мертвеца, вы потираете руки от удовольствия, а потом оказывается, что вид мертвого тела оскорбляет вашу чувствитель…

Секретарь почти подбежал к Пилату с сообщением на покрытой воском табличке. Пилат молча просмотрел текст. После этого он с горькой усмешкой взглянул на поднимающегося из кресла первосвященника и сказал:

– Иисус Варавва – преступник, которого мы помиловали, – только что убил римского центуриона. Ну что ж, крест ждет его. Прощайте, ваше преосвященство!

Каиафа с самым озабоченным видом торопливо поклонился и вышел.

Глава 5