Наконец, рассказывая о том, что произошло непосредственно после смерти Иисуса, я должен, как более или менее вероятную, изложить легенду о копье, которое пронзило его бок и исторгло из его нутра потоки крови и воды. Я думаю, что это не что иное, как шифрованный рассказ о последовавшей в момент смерти копьеподобной эрекции, причем сообщение о крови и воде намекает на третью жидкость, в которой кровь и вода присутствуют как составляющие. В конце концов, он же был не только сыном Бога, но и, как сам неоднократно говорил, Сыном Человеческим.
Глава 4
Пилат смотрел на дождь, когда вошел секретарь и доложил, что прокуратора желает видеть первосвященник Каиафа, оставшийся в приемной.
– И он не боится осквернить себя? – спросил Пилат.
– Напротив, господин мой, – ответил секретарь. – Он очень хочет говорить с вами.
– Введи его!
– Ваше превосходительство! – начал Каиафа, усаживаясь в кресло. – Я пришел, чтобы от имени Синедриона выразить вам нашу благодарность. Благодарим вас за… за сотрудничество.
– Я не сотрудничал, ваше преосвященство. Как вы помните, я умыл руки, чтобы не иметь к этому делу никакого отношения. Теперь мне жаль, что в моих действиях было так много предусмотрительности и так мало отваги.
Каиафа внимательно выслушал то, что Пилат сказал на своем достаточно бледном арамейском, после чего проговорил по-латыни, с обилием всевозможных языковых тонкостей и замысловатостей:
– Вы говорите это с достойной всяческой похвалы искренностью. А вы не хуже меня понимаете, что обязанности правителя мало чем отличаются от обязанностей священника. Нас посадили на наши места, чтобы мы препятствовали разнообразным попыткам нарушения установленного порядка, какими бы эти попытки ни были – открытыми, тайными, слабыми или сильными. Вся моя жизнь подчинена принципу предусмотрительности. А отвагу оставим мертвецам.
– А скажите мне,
– Вы используете слова слишком сильные. Все проще: мои соратники увидели в том, что происходит, угрозу традиционной вере. Мои представления всегда состояли в следующем: если традиционные верования вполне самодостаточны и сильны, им не страшны никакие еретики, которые пытаются возбудить толпу на безумства. Но, увы, светский аспект этой истории был таков, что…
– Что вы побоялись, будто великий Рим сместит вас и ваших соратников и сделает официальной религию, где никому не нужно будет кричать
– Это действительно можно принять как одно из объяснений, – согласился первосвященник. – Что касается
– Каким бы он ни был, царь евреев мертв.
Каиафа помолчал и сказал:
– А ведь это сущая правда, что в нем текла кровь Давида. Она присутствует в обеих ветвях этой семьи. Конечно, это может выглядеть как преувеличение, но почему бы нам не говорить о царственной жертве, принесенной во искупление грехов человечества? Это нормально, когда один погибает за всех. И чем выше статус жертвы, тем она весомее.
Несколько раз вздохнув, Пилат проговорил:
– Мы – грубая раса. Римляне строят хорошие дороги и могут создать приличную армию, но наши интеллектуальные достижения не так уж и высоки. Философию мы оставили греческим рабам. Теологически же мы далеко отстаем от вас, иудеев. Так что скажите мне, ваше преосвященство, что означает эта фраза – Сын Бога?
– Сын Бога, – повторил задумчиво Каиафа. –
– Но вы ведь утверждаете, что для Бога нет ничего невозможного. Почему бы не допустить, что божество, являющееся духовной сущностью, явилось нам в физической форме?
– Ваше превосходительство! – снисходительно улыбнулся первосвященник. – Вы воспитаны в представлениях, в соответствии с которыми боги способны сходить на землю в виде временных физических форм – быка, лебедя, павлина, золотого дождя…
– О, прекратите! – покачал головой Пилат. – Вы издеваетесь над нами…
– Позвольте мне сказать лишь одно: если Богу будет угодно создать некую новую сущность своей самости, заключающую всю целостность его духовного бытия в физическом объекте, то сделает он это с единственной целью – пожертвовать собою во имя себя же. И сделает он это для того, чтобы полностью уничтожить греховность, от которой страдает человечество. А грех – это нечто гораздо более ужасное, чем то, что представляет себе грешник.
– И что же такое грех?