Теперь на Лысую гору Иисуса провожали лишь отчаянно нервничающие солдаты да многотысячная толпа. Сюда, к месту казни, прислали значительное подкрепление, так как гарнизонное начальство уведомили о странном поведении людей, и, за исключением тех, кто должен был привести приговор в исполнение, никого не пропускали через плотный кордон, установленный на почтительном расстоянии от места распятия. Друзей Вараввы уже зафиксировали на поперечных брусьях их крестов, и теперь они вопили и стонали, вызывая всеобщее сочувствие.
Способ, к которому прибегли их палачи, состоял в следующем. Преступника бросали на землю, и два тяжелых воина удерживали его в непристойной позе Марса Расслабленного, в то время как палач привязывал его запястья к перекладине креста. Затем наступал черед гвоздей. Гвозди вбивали в запястье, при этом слышался негромкий хруст ломающихся костей, и обильно текла кровь. Половина дела, таким образом, бывала сделана. После этого преступника толчками и ударами бича поднимали на ноги и заставляли, спотыкаясь и стеная, идти к вертикальной балке креста, которая высилась подобно дереву и к которой была приставлена лестница. Преступника разворачивали спиной к лестнице и понуждали, пятясь и неся на плечах горизонтальную перекладину, подниматься по ее ступенькам. Помогал ему при этом профессиональный палач. Лестница имелась только одна, а потому, если осужденных было несколько, прочим приходилось ждать своей очереди.
И так, с распростертыми руками, испытывая неимоверную боль в кровоточащих запястьях, пронзенных гвоздями, преступник всеми клетками истерзанного тела ощущал, как поперечную перекладину загоняют в паз, вырезанный в вертикальном столбе, после чего лестницу убирали, и он оставался висеть. Затем совершалось последнее действие, более сложное и деликатное, чем думают те, кто не слишком осведомлен в деле распятия. Ноги распинаемого складывали вместе, поместив одну перед другой, и прибивали к основанию креста одним длинным гвоздем. При этом один человек удерживал ноги, другой орудовал молотком. Для профессионала вбить гвоздь как надо одним ударом было делом пустяшным, зато второй, который помогал ему, боясь, что гвоздь ненароком может прошить ему руку, а то и две, часто выпускал ноги осужденного, и они болтались в воздухе, судорожно дергаясь.
С Иовавом и Арамом проблем не возникло. Их крики могли разорвать и самое суровое сердце, но доставшиеся им палачи отлично знали свое дело. Преступники, о чем слушателю излишне напоминать, были совершенно голыми. Чтобы пришпиленные тела не провисали, в вертикальные столбы на уровне паха вбивали деревянные клинья, и со стороны казалось, что у каждого из несчастных по два фаллоса – один свой собственный и другой – деревянный. Эта картинка вызвала некое подобие ухмылки на лицах палачей, но отпускать шуточки, особенно скабрезные, в этот день им не хотелось – надвигалась гроза, а совершать распятие в проливной дождь – удовольствие ниже среднего.
Поднимаясь на холм, Иисус ускорил шаг, словно человек, завидевший близкий дом, отчего офицеру и солдатам пришлось тоже наподдать, чтобы не отстать. Поднявшись на вершину, римляне совсем запыхались, чего нельзя было сказать о самом Иисусе, который, добравшись до места предстоящего распятия, сбросил крест на землю и с глубокой печалью посмотрел на уже распятых зелотов, издававших тяжкие стоны. Смерть наступала иногда быстро, а иногда и запаздывала, а умирал осужденный, как правило, не от потери крови, а от удушья – сама поза распятого препятствовала нормальному дыханию и полноценной вентиляции легких. Стаи мух уже жужжали вокруг кровоточащих ран висящих на крестах мучеников – благословенные создания Господни, они занимались своими простыми делами и не ведали о свойственной человеку греховной жестокости и отчаянных попытках найти ей место в своей моральной и социальной жизни.
Между крестами, на которых мучились Арам и Иовав, Иисус увидел обрамленный кирпичом и уходящий вертикально в землю канал, предназначенный для основания его собственного креста. Посмотрев вниз, туда, где застыла в ожидании толпа, он отчетливо различил свою мать, а рядом с ней – старого булочника Иоафама, который сокрушенно качал головой, словно укорял Иисуса за то, что тот так поспешил со своим последним появлением на публике. Иисус едва заметно улыбнулся.
Палач же между тем заметил, кивнув на крест, лежащий у его ног:
– Есть же люди, которые любят, чтобы все было по-новому. Мне эта мысль не кажется слишком умной. Хотя придется попробовать.
– Ну что ж, – проговорил Иисус. – Тогда не будем откладывать!
– Давай. А то вроде гроза идет…
Иисус сбросил хитон, который отвечающий за проведение казни офицер перебросил себе через плечо. Римляне смотрели на тело Иисуса с немым восторгом – его рост, могучие плечи и мышцы. Красоту и мощь этого тела не обезобразили даже багровые следы от бича. Один из воинов сокрушенно покачал головой – такая, дескать, красота погибает!
– Так пойдет? – спросил Иисус, ложась на крест как на постель и раскинув руки по обе стороны горизонтальной перекладины.