Человек из Назарета

Толпа – странное животное, которое, вне всякого сомнения, наделено некоей душой, весьма отличной от душ людей, которые ее составляют. Ее ярость по поводу предстоящей казни Арама и Иовава была изрядно смягчена фактом помилования Вараввы, который красовался в первых рядах толпы – все его приветствовали и поздравляли. Когда появился Иисус, многих разозлило то, что написано на табличке, но никто не мог точно сказать, сам ли Иисус высказывал претензии на престол Израиля, или же этими надписями римляне глумились над местным населением и его религиозными вождями. Иисус выглядел гораздо более могучим, чем он был на самом деле, – колоссальная, спокойная фигура, нагруженная нечеловеческой ношей. Никто из толпы никогда не видел креста такого размера – тем более что все любители поглазеть на казни давно привыкли к тому, что приговоренный тащил лишь перекладину, а вертикальный столб уже ждал его на Лысой горе. Крест же, который нес Иисус, заставил толпу застыть в недоуменном благоговении. Шум затих, и над наступившей тишиной вознесся женский плач. Люди шептали один другому: здесь, среди толпы, находится мать осужденного – вон та красивая женщина благородной наружности, с каким достоинством держится, смотри… Поднялся сочувственный ропот, и молодой офицер, командовавший солдатами, которым предстояло провести казнь, почувствовал, как покрывается гусиной кожей – инстинктивно он понимал, что этот ропот куда опаснее, чем самые громкие крики, проклятья и швыряние камнями. Занервничав, он полоснул Иисуса бичом. Тот повернулся к офицеру, причем вместе с крестом.

– Давай побыстрее, – сказал офицер. – Мне это не нравится не меньше, чем тебе.

Иисус же, повернувшись к толпе, проговорил своим ясным громким голосом, обращаясь к женщинам:

– Дщери иерусалимские! Не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие! Тогда начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас! Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?

Довольно загадочные слова, явно имевшие отношение не к тому, что происходило, а к тому, чему лишь предстояло осуществиться. И слова эти казались тем более ужасными, что животное беспокойство, которое начинало чувствоваться в толпе, усиливалось явной сменой погоды: в небе сгущались тучи, а ветер поменял направление. Явно надвигалась гроза, которая должна была положить конец засухе. Офицер нервно подтолкнул Иисуса рукояткой хлыста, а тот – не потому, что ослаб, а исключительно оттого, что под ноги ему попался большой камень, – покачнулся и едва не упал, уронив свою ношу. Не успел он перевести дух, как рядом раздался мужской голос:

– Римские законы? Римская справедливость? Да плевать я хотел на вашу римскую справедливость!

– Кто это сказал? – резко спросил с каждой минутой все больше нервничающий офицер. – Где он?

– Здесь! Вот он!

Пара воинов из оцепления выхватила из толпы человека – худого, немолодого, но явно бесстрашного, ибо он действительно плевался в сторону римских солдат.

– Хочешь сам попробовать римскую справедливость? – спросил один из солдат. – А ну-ка, возьми эту штуковину и понеси сам! Бери и неси!

Мог ли этот с виду слабосильный человечек понести чудовищную ношу, которую тащил на себе Иисус? Конечно нет! Само предположение, что он способен сделать что-то подобное, показалось бы нелепым. Но он сделал это! Да, он не прошел и шага, он упал на дорогу, придавленный крестом, но дружный крик, поднявшийся из толпы, дал понять всем, и в первую очередь римлянам, как народ ненавидит римскую тиранию! Никто не смог бы выразить словами то, что происходит, но это было гораздо важнее и глубже, чем самые яростные бунты зелотов.

Когда человек упал под тяжестью креста в третий раз, Иисус поднял его с земли и спросил:

– Как зовут тебя?

– Симон, – ответил тот. – Я из Кирены. Пришел на праздник Песах. Никогда не думал, что пойду на такое дело.

– Будь же благословен, Симон! Избегай зла в сердце своем. Люби врагов своих.

После этих слов Иисуса чувства, которые испытывала толпа, стали столь сложными и противоречивыми, что вынести их стало почти невозможно. Низкий гул, тот ропот, который поднялся над этим тысячеголовым существом, поразил римлян – ничего подобного они никогда не слышали. И вдруг солдат, которому было поручено бить в барабан, с ненавистью отбросил свой инструмент и воскликнул по-иберийски:

– Больше не могу! Бейте меня! Можете повесить, но я больше не могу!

Он взвыл. Другие солдаты увели барабанщика прочь. Иисус же, обратившись к толпе в наступившей тишине, произнес:

– Пусть все свершится, как намечено. Не вмешивайтесь. Молитесь. И умейте прощать, как прощает наш Небесный Отец.