Человек из Назарета

Варавва лениво встал, словно ему абсолютно наплевать, оправдали его или нет. Иовав же замахал руками и завопил:

– Да это ошибка! Мы ничего не сделали. Он был главный, а не мы. Мы просто шли за ним и делали то, что он говорил. Я хочу посмотреть приказ! Там ошибка, это точно!

– Никакой ошибки, приятель, – сказал Квинт, уже более дружелюбно. – Вы, двое, выйдете попозже. Но совсем в другую сторону.

Помолчав мгновение, он продолжил:

– Вы будете участвовать в веселом вечернем представлении, на которое сойдется праздничная публика. И у вас будет хорошая компания. Увидите.

Арам плюнул на Варавву.

– Ты продался этим римлянам, я уверен! – прохрипел он.

– Скорее, он нас продал! – зарычал Иовав.

И вдвоем они бросились на Варавву. Квинту пришлось позвать второго охранника, чтобы развести плюющихся и царапающихся противников по углам.

– Господь справедлив, друзья мои, – сказал, отдуваясь, Варавва. – Хотя римляне этого и не знают. Помните об этом. И не беспокойтесь – я продолжу наше общее дело.

В темницу вошли еще двое охранников.

– Грязный предатель! Свинья! Римский прихвостень! – осыпали Варавву ругательствами его бывшие сокамерники. Но он весело помахал им на прощанье рукой, по-прежнему ничем не выдавая своего удивления. Его соратников, друзей и единомышленников удерживали ухмыляющиеся охранники, он же выходил на свободу.

Дальше все пошло как по накатанному и очень быстро. Квинтиллий поручил специально нанятому для этого дела писцу подготовить таблички, и на них на трех языках описать характер преступлений, совершенных распятыми. Эти таблички прибьют к подножью крестов. Правда, Квинтиллий немало возмутился, когда ему принесли предназначенную для Иисуса табличку из выбеленного дерева. Там на латыни, греческом и арамейском было начертано: Иисус из Назарета, царь иудейский.

– Разве я приказал написать это? – возмутился помощник прокуратора. – Его преступление состояло в том, что он выдавал себя за царя. А вы пишете, что он действительно царь. Переписать! А то евреи обрушатся на всех нас горным камнепадом.

– При всем моем к вам уважении, – ответил кривоногий писец, от которого пахло самыми изысканными благовониями, – но я не смогу этого сделать. Их превосходительство видел, как мы пишем эти таблички. Он спросил, что мы собираемся написать, и велел сделать именно так, как мы сделали. Он даже помог нам с арамейским. Тарабарский язык.

– Его превосходительство прокуратор? Это немыслимо!

– Он говорил, что это кое-кого оскорбит, – продолжал писец, – но, как он утверждал, пришло время кое-кого оскорбить. И еще. Если кто-то станет жаловаться, сказал он, пусть знают, что текст составил он сам. А если он что-нибудь написал, то он – написал!

– Да падет кровь на его голову! – негромко проговорил Квинтиллий.

– Что, господин мой? – переспросил писец.

– Забери таблички и передай офицеру, который отвечает за организацию казни.

– Хорошо, – кивнул писец.

Иисуса передали римским легионерам. Обычно распятию предшествовало бичевание, и, если приговоренным был еврей, сирийцы или римляне избивали его с особой радостью и удовольствием. Приведя Иисуса на грязный двор своей казармы, они стащили с осужденного хитон, заставили обнять высокий каменный столб, заляпанный высохшей кровью, и связали руки.

– Крупный, ублюдок, – усмехнулся легионер, командовавший расправой. – Совсем не похож на еврея. Что ты все по одному боку лупишь? Ну-ка, поддай-ка по правой заднице!

– Сделаем, сержант!

– Смотри! Целый кусок кожи белый. Работать не умеешь? Ну-ка, Фидо! Дай-ка нам свежего мясца!

Бичевание продолжалось.

– Что ж он не орет-то? – недоумевал сержант. – Должен же орать. Иначе на кой нам это бичевание?

– Да он и не будет, сержант! – сказал легионер с бичом. – Ты правду сказал, крупный, не прошибешь.

Подошел офицер, распоряжавшийся казнью.

– Довольно, – сказал он. – Оденьте его.

– Да мы только начали! Другие тоже хотят. У него там еще много мест нетронутых.

– Довольно, я сказал. Это приказ, сержант.

Подошел, ухмыляясь, сирийский солдат, осторожно держащий в руках венок, сплетенный из терновника.

– Что это у тебя? – спросил офицер.

– Ну, он же говорит, что он царь! – ответил сириец. – Это же оскорбление для императора! Нужно его тогда короновать.

– Хорошо, – кивнул офицер. – Только побыстрее. Мы и так опаздываем.

Сириец и несколько легионеров подошли к Иисусу и, встав на цыпочки, водрузили на его голову терновый венец.

– Нужно ему еще в руку дать… эту штуку, как ее?

– Скипетр, сержант?

– Точно. Дайте ему хлыст. Вряд ли он кого-то им огреет. Эти евреи не такие уж и смельчаки.

Набросив на плечи Иисуса красную солдатскую накидку, они вложили в его руку хлыст. Кровь показалась из-под венца и тонкими струйками потекла по лицу Иисуса. Начались игры. Солдаты приседали перед Иисусом, кланялись ему, почтительно прижимая руки к груди и одновременно широко ухмыляясь:

– Приветствуем тебя, царь еврейский!

– Держите выше свою царственную задницу, ваше святое еврейское величество!

– Терпеть не могу этих ублюдков! – сказал сержант, обращаясь к офицеру.