Человек из Назарета

– Милосердие – это замечательно! Я думаю, это будет прекрасно воспринято всеми, если в нынешние святые дни вы помилуете человека нашей расы, приговоренного к смерти. Но у вас есть выбор!

– Никакого выбора! – резко ответил прокуратор. – Один приговорен на основании обвинения в организации массового недовольства властями. Другой даже не был осужден.

– О, нет, ваше превосходительство! Он был осужден – вне всякого сомнения! Как я сказал, у вас есть выбор. И вы можете передать право выбора народу. Decet audire vocem populi.

– Если ты имеешь в виду эту орущую толпу патриотов, то мне не кажется, что они в полной мере представляют волю народа. Я отказываюсь от права выбора. Вы одобряете мое желание быть милосердным? Ну что ж, вы должны будете вдвойне одобрить акт двойного милосердия.

Пилат подошел к стенке, огораживающей дворик и, возвысив голос, почти прокричал:

– Вы только что требовали освобождения одного из своих соотечественников – некоего Иисуса Вараввы, приговоренного к распятию по обвинению в организации массового недовольства.

Услышав имя Вараввы, толпа завопила. Пилат поднял руку.

– Во времена, подобные нынешним, а эти времена вы именуете святыми, милосердие способно главенствовать над законом. Поэтому я приказываю освободить этого человека из-под стражи и отпустить.

В толпе поднялись радостные крики.

Едва не сорвав голос, Пилат прокричал, перекрывая восторженные вопли толпы:

– Тихо! Есть еще один Иисус, известный как Иисус из Назарета, которого прислали ко мне, чтобы я осудил и приговорил его. Я расследовал его дело и не нашел за ним никакой вины. Желаете ли вы, чтобы я освободил и его? Напоминаю вам, он ни в чем не повинен. Законов Рима он не нарушал.

Напрасно Пилат упомянул законы Рима. Этим он лишь подогрел жажду крови, овладевшую толпой. Крики с просьбой освободить невиновного были заглушены ревом зелотов, к которым присоединились фарисеи – на минуту эти давние враги, объединенные общим желанием мести, стали союзниками. Пилат резко повернулся спиной к толпе и внимательно посмотрел на маленькую группу, стоящую во дворике. Иисус стоял не двигаясь. Пилат подошел к самодовольно ухмыляющимся священникам и проговорил:

– Я пришел к решению, каковых еще не бывало во все время моей службы. Вы можете сказать, что я решил не принимать никакого решения. Я объявляю себя непричастным к тому, что невинного подвергнут казни. Пусть на ваши головы падет кровь его!

– То есть, ваше превосходительство, – сказал Квинтиллий неожиданно дерзким тоном, – вы полагаете себя официально отсутствующим, так?

Квинтиллий стоял, как отметил про себя Пилат, слишком близко к иудейским священникам. Даже помощник прокуратора в этом случае обязан соблюдать определенную дистанцию. Неожиданно Пилат вспомнил, что Квинтиллий вел несколько более роскошную жизнь, чем позволяло вознаграждение, которое он получал из казны. Щиплет местных – обычная шутка в колониях, которую, впрочем, можно понимать и как обвинение.

– И в этом случае вы поручаете мне подписать смертный приговор вместо вас, верно?

Пилат промолчал. И в это мгновение он увидел мальчика-слугу, который нес через колоннаду дворца большую чашу с водой.

– Эй! – позвал его Пилат. – Неси воду сюда.

Испугавшись угрожающего тона в голосе прокуратора, мальчик, расплескивая воду и открыв рот, подбежал.

– Закрой рот! – приказал Пилат. – И поливай мне на руки! Быстрее!

Мальчик повиновался, и, омыв руки, прокуратор отослал его прочь, после чего, повернувшись к священникам и фарисеям, всплеснул руками и окропил их одежды стекающей с его ладоней водой.

– Никакой крови! – воскликнул он. – Абсолютно чистые руки!

И бросился прочь со скоростью, явно неподобающей властительному представителю империи, не глядя ни на кого, и в первую очередь на Иисуса.

Священники и фарисеи проводили Пилата взглядом. Квинтиллий улыбнулся и сказал:

– Если вас волнует законная сторона дела, то приговор на троих преступников уже подписан. Иисус туда включен – к счастью, без этого… как вы его называете…

– Отчества или прозвища, – ответил Зера. – Наш Небесный Отец распорядился всем самым лучшим образом. А мы помним наших друзей, господин помощник прокуратора.

Когда ключ повернулся в замке двери, сидевшие в темнице Варавва, Арам и Иовав встревоженно вскочили. Квинт, стражник, вошел и, усмехнувшись, посмотрел на них.

– Еще рано, – сказал Иовав. – Я точно знаю, что рано. Солнце еще достаточно высоко.

– И нам еще не дали поесть! – воскликнул Арам. – Нам обещали хороший обед. Такие уж правила. А эти римляне хотят нас обмануть.

Квинт вновь ухмыльнулся и, ткнув пальцем в Варавву, произнес:

– Ты! На выход.

– Я? Первый? – поднял глаза Варавва. – Ну что ж, идем. Лишний час жизни в этой вонючей крысиной норе? Обойдусь. По крайней мере, выпью хорошего вина.

– Обойдешься без вина. Или купишь себе сам, ублюдок. У меня приказ тебя освободить. Что до остальных, то все остается по-старому. Ничего не понимаю. Где эти евреи, там обязательно безумие! Ну, давай, свинья! На выход. А то наподдам!