Человек из Назарета

– Ваше превосходительство, – не отставал Квинтиллий, – нынче праздник Песах. Город вот-вот лопнет от паломников. Иисус Варавва здесь – очень популярная фигура. Нам его освобождение обойдется дешевле, чем усмирение недовольных – если после его казни начнутся беспорядки. Между прочим, чувство принадлежности к нации здесь растет, особенно на праздник. Сейчас. Похоже, все помнят, что составляли когда-то единый народ, были порабощены египтянами, но потом благополучно вернулись домой. Это произошло давно, но осталось в памяти.

– Да уж! – покачал головой Пилат, отпивая из чаши с вином. – Национальная вера и маленький местный божок. Когда только они повзрослеют?

– Хороший вопрос, ваше превосходительство.

– А в чем состоит его преступление? – спросил Пилат. – Я имею в виду этого Варавву.

– Сокрушил римский штандарт. Был, кстати, в крайне возбужденном состоянии, в которое пришел после слов их популярного проповедника, которого зовут Иисус из Назарета. Странное совпадение, правда? И того и другого зовут Иисусом. Правда, здесь это распространенное имя. Вариант имени Иешуа. Там еще одно совпадение: Иисус из Назарета тоже арестован. То есть не вполне арестован – арестовали не римляне.

– Если арестовали не мы, то и ареста не было.

– А вы помните, ваше превосходительство, что мы решили поощрять местных в их стремлении поддерживать римский порядок? Против этого Иисуса из Назарета выдвинуты серьезные обвинения. Есть свидетели, которые утверждают, что он совершил акт государственной измены.

– Он что, кричал «долой кесаря»?

– Нет, – покачал головой Квинтиллий. – Утверждал, что сам является законным правителем этой территории.

Римляне посмотрели друг на друга, после чего Пилат, смазав кусок хлеба медом, отправил его в рот и, двигая челюстями, спросил:

– Сумасшедший, что ли?

– Сумасшедший или нет, ваше превосходительство, но Синедрион очень настойчиво говорит о государственной измене. Они настаивают на том, чтобы совершился справедливый суд.

– Настаивают? Видится мне, что они пытаются избавиться от этого проповедника совсем по другим причинам, чем якобы государственная измена. Скользкий это народец, евреи. Но, так или иначе, раньше чем через месяц я не могу устроить суд.

– Но первосвященник настаивает на немедленном суде и казни!

– Это кто? Каиафа? Каиафа взывает к римскому правосудию?

– Он просит сделать все сегодня. Прямо сейчас. Он считает, что подписать смертный приговор вы должны сегодня утром, ваше превосходительство, когда познакомитесь с неопровержимыми доказательствами вины преступника Иисуса.

– Они что, все сошли с ума?

– Там, во дворе, ждут два священника, и с ними Иисус. Они связали ему руки – боятся, что убежит.

Квинтиллий усмехнулся. Пилат вздохнул и сказал:

– Позови их сюда. Я сам посмотрю, в чем там дело.

– Никаких проблем, в том, чтобы их позвать, – сказал Квинтиллий. – Но, похоже, вы забыли, что нечисты и вы, и ваш дворец – как утверждает их религия. Они говорят, что будут осквернены, если войдут во дворец язычника.

И Квинтиллий вновь усмехнулся.

– Чертовы евреи! – покачал головой Пилат. – Ладно. Скажи им, что я выйду, но только через час. Мне нужно помыться с дороги… Нечист! Надо же!

Присутствие Иисуса, которого во внутреннем дворике дворца прокуратора охраняла храмовая стража и парочка священников, привлекло внимание толпы, в которой мелькали люди самой разной наружности и интересов. Дворик с трех сторон окружала невысокая каменная ограда, вдоль которой росли низкорослые деревья. В самом же дворике, по всему его периметру, стояли римские легионеры из личной охраны прокуратора, в сверкающих шлемах и с мечами наготове. Толпа за оградой кричала и вздымала сжатые кулаки, но для охраны эти люди не представляли проблемы, потому что в основном ссорились между собой. На горстку последователей Иисуса наседали зелоты, и поскольку самыми рьяными защитниками Мессии были женщины, то в потасовке ощутимый урон несла только одна из сторон. Римляне не без удовольствия смотрели на дерущихся между собой евреев, и один из них, кивая на толпу, сказал другому:

– Видел вон ту девку?

– Которую? Что помоложе?

– Нет, ту, что постарше. Я ее имел, хотя и не здесь. Причем прямо на службе, не снимая шлема. Этот Иисус подобрал себе правильную компанию. Гулящие девки, ворье. Дрянной народец, как ни посмотри, эти евреи.

И, подойдя к ограде, он позвал:

– Эй, красотка! Как насчет того, чтобы поиграть?

Но Мария Магдалина, а также Мария, мать Иисуса, и Саломея, дочь Иродиады, равно как и прочие дщери Мессии, очень скоро поняли, что дела их плохи, а потому начали пробиваться через толпу – прочь, подальше от драки. Ученики же словно растворились – кто из страха, кто из предусмотрительности, а кто из желания не вступать в конфликт с законом. События прошедшей ночи разметали их по разным местам, и никто не знал, где кого искать.